Международное христианско-демократическое движение. Теория и практика

К предыдущей главе

Семья [1] как институт общества, как элемент культуры существует многие тысячелетия. Тайна ее долговечности заключается в том, что она является важнейшим посредствующим звеном во взаимоотношении человека с окружающим миром и наиболее эффективно способствует персонализации человека, становленню его как личности. Семья существует не только потому, что выполняет жизненно важные для общества функции, но и потому, что вступление в брак, рождение и воспитание детей свойственно естеству человека и, согласно христианскому вероучению, свято. Ибо при совершении таинства брака (венчания) на супругов «изливается благодать Божья», которая обеспечивает неразрывный семейный союз, основанный на любви, верности и взаимной помощи. «Ни один человеческий союз, — писал Иоанн Златоуст, — не имеет такого высокого значения, как брак, т.е. союз мужа и жены. Этот союз есть учреждение самое древнейшее, получившее свое начало при сотворении человека, и основанное на непреложном законе, положенном Самим Богом в природе человеческой.

Отдельно мужчина и женщина не составляют того, чем должны быть, и не могут выполнить цели создания, и только тогда они будут жить полной жизнью, когда соединяется браком в одну плоть — одно существо. Положив основание брачной жизни в самой природе человека, Господь освятил союз мужа и жены Своим благословением. “И сотворил Бог человека по образу Своему, мужчину и женщину, и благословил их” (Быт. 1:27), т.е. преподал им особую силу, помощь, необходимую для исполнения обязанностей, налагаемых браком. Основанный на естественном законе, положенном Самим Творцом, освящаемый благословением и благодатью Господа, брачный союз есть уже не простое соединение мужчины и женщины для удовлетворения только чувственного желания, не обыкновенный союз, легко разрываемый, а есть соединение двух существ в одно неразделимое существо, — союз нерасторжимый во всю жизнь» [2].

Трактовка семьи, соответствующая христианскому пониманию, дана И.А.Ильиным: «Семья есть первый, естественный и в то же время священный союз, в который человек вступает в силу необходимости. Он призван строить этот союз на любви, на вере и на свободе, научиться в нем первым совестным движениям сердца, и подняться от него к дальнейшим формам человеческого духовного единения — родине и государству» [3]. Христианское понимание семьи содержит следующие положения:

1) брак установлен Богом и является образом духовного союза Христа с церковью;
2) альтернативой браку и семье является только монашество в том или ином виде: «Скопцы, которые из чрева матери родились так; ...скопцы, которые оскоплены от людей; ...скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф. 19:12);
3) запрет добрачных и внебрачных половых контактов;
4) вступление в брак посредством благоразумного выбора невесты и жениха и затем освящения брака в церкви;
5) запрет разводов: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мр. 10:9);
6) взаимные обязанности мужа и жены [4];
7) воспитание детей.

С научной же точки зрения, семья — это социальный институт, вплетенный в основы жизнедеятельности людей и образующий базовые условия для функционирования социума путем физической и социокультурной смены поколений; это основанная на единой общесемейной деятельности общность людей, связанных узами супружества — родительства — родства, и тем самым осуществляющая воспроизводство населения и преемственность поколений, а также социализацию детей и поддержание существования своих членов. При этом и мужчина, и женщина могут состояться только в супружеской паре, а супружеская пара — в ребенке, формирование личностного начала в котором начинается с момента рождения.

По мнению А.И.Антонова и В.М.Медкова, семья как социальный институт выполняет специфические функции, к которым относятся рождение (репродуктивная функция), содержание (экзистенциальная функция) и воспитание детей (функция социализации). Они свойственны для всех обществ. Однако характер связи семьи и общества при этом изменяется в ходе исторического развития.

Семья сегодня чаще всего трактуется как ячейка общества. Но, на наш взгляд, она есть нечто большее, чем просто ячейка общества, пусть даже и первичная. «Семья — это самая прочная форма совместной жизни людей в обществе. В семье люди испытывают чувство защищенности и внимание. Здесь они узнают о солидарности между поколениями. В семье могут развиваться лучше всего те качества и способности, которые являются предпосылкой и основной составной частью свободного и ответственного общества: любовь и доверие, терпимость и уважение, самоотверженность и участие в ответственности, самостоятельность и совершеннолетие. Для нас семья — это фундамент общества» [5], — говорится в Программе ХДС Германии.

Важнейшей основой семьи является любовь, закон которой состоит в том, чтобы «человек желал ближнему того же самого добра, какого желает и себе самому, и не желал ему того зла, какого не желает себе: такое пожелание он должен выражать по отношению ко всем людям. Ибо никому не следует делать зло: “Любовь не делает ближнему зла” (Рим. 13:10)» [6]. В.С.Соловьев совершенно справедливо усматривал смысл любви в том, что она спасает человека от эгоизма и одновременно развивает, возвышает его индивидуальность. В чувстве любви человек утверждает безусловное значение «другой» индивидуальности, а через это и безусловное значение своей собственной, т.е. «любящая сторона» не исчезает, не растворяется в объекте своей любви, а, напротив, признавая высокий личностный потенциал этого «другого», старается максимально развить свои лучшие черты, свойства, знания, умения, способности и т.д., чтобы быть достойной «предмета своей сердечной привязанности», не разочаровать его. Более того, Соловьев был убежден, что истинная любовь основывается на вере, она допускает трансцендентное отношение «влюбленной стороны» к своему «другому», мысленное перенесение объекта любви в божественную сферу, признание безусловной значимости данного лица, безграничную веру в него, как в самого Бога. «Но предмет истинной любви не прост, а двойствен, мы любим одновременно идеальное и природное человеческое существо, поэтому любовь представляет собой величайшее наслаждение и глубочайшее страдание» [7].

Неэгоистическая, творческая любовь, по мнению П.А.Сорокина, обладает огромной силой:

1) она может положить конец агрессивным нападениям индивидов и групп друг на друга;
2) она может преобразовать враждебные отношения в дружеские;
3) любовь порождает любовь, а ненависть порождает ненависть;
4) любовь может оказать реальное воздействие на международную политику и умиротворить международные конфликты.

Кроме того, неэгоистическая любовь проявляется как животворная сила, необходимая для физического, духовного и нравственного здоровья; люди альтруисты живут дольше, чем эгоисты; дети, лишенные любви, имеют тенденцию к моральному и социальному уродству; любовь — это сильное противоядие против тенденций преступности, патологии и самоубийств, против ненависти, страха и психоневроза; любовь выполняет важные познавательные и эстетические функции; любовь — это самое возвышенное и эффективное средство для просвещения и морального облагораживания человечества; любовь — это сердце и душа свободы и всех основних моральных и религиозных ценностей; минимум любви совершенно необходим для длительного существования любого общества и, особенно, для гармоничного социального порядка и творческого прогресса; наконец, в настоящий катастрофический момент человеческой истории увеличение «производства, накопления и циркуляции энергии любви» как заметная альтруизация личностей и групп, институтов и культуры есть необходимое условие для предотвращения новых войн и смягчения конфликтов между индивидами и группами. Сорокин отмечал, что энергия любви способна создавать ценность и добродетель даже в субъекте, лишенном прежде того и другого. Далее, добиваясь сознательного участия обыкновенных людей в «производстве» любви, возможно будет «увеличить любовь членов семьи или группы по отношению друг к другу, не увеличивая антагонистическое противостояние к другим частям человеческого универсума. Когда такое изменение произойдет, рост производства любви в каждой группе приведет к увеличению ее доли в совокупной выработке любви всем человечеством... Итоговым результатом этого процесса будет количество любви-энергии, вполне достаточное для предотвращения кровавых столкновений или вражды в большом масштабе и построения гармоничного гуманистического строя более достойного и счастливого, чем какой-либо из существовавших ранее» [8].

Такая форма любви, по утверждению Э.Фромма, направлена на то, чтобы «быть». В семьях, основанных на ней, огонь любви горит всю жизнь, партнеры завоевывают друг друга день за днем, их жизнь насыщена, интересна и разнообразна. Именно к этой любви надо стремиться. Напротив, если человек испытывает любовь к другому по принципу обладания, то это означает, что он стремится лишить объект своей «любви» свободы и держать ее под контролем. Другое проявление данной любви — брак по расчету, когда любовь продается как товар за материальные блага или за положение в обществе. Такая любовь не дарует жизнь, а душит и убивает ее.

Только в семьях, основанных на подлинной любви, возможны партнерские отношения между супругами. Ибо «партнерство требует одинаковых прав и самостоятельного распределения ответственности и обязанностей. Партнерское распределение задач между женщиной и мужчиной в семье и профессиональной деятельности удается только тогда, когда женщины на равных правах с мужчинами участвуют в общественной и политической жизни, а мужчины берут на себя часть ответственности за труд в семье» [9]. Данную проблему женщины и мужчины должны решать совместно. В противном случае неизбежны крайности, например, феминизм и сексизм. Так, представительницы феминистского движения отдают предпочтение общественной жизни в ущерб семейной, исходят из постулата о неправомерности разделения труда по половому признаку, принятому в обществе, и считают плодотворной советскую модель эмансипации — эмансипации посредством труда. Напротив, сторонники сексизма выступают против того, чтобы женщины занимали лидирующее положение в сфере общественного труда, за то, чтобы он довольствовались традиционными «женскими» профессиями.

Позиция христианских демократов состоит в том, чтобы при регулировании участия людей в профессиональной деятельности учитывались нужды семьи, такие, как например: гибкий график рабочего времени, частичная занятость для квалифицированной рабочей силы при обязательном социальном страховании, распределение мест с частичной занятостью. При этом образцом учета нужд семьи во всех сферах общества должна служить организация работы государственных учреждений.

Немалая ответственность в поддержке семьи ложится и на государство. В частности, государство призвано исключить из налогообложения семейную часть дохода, равную прожиточному минимуму, поддерживать выплатой государственных дотаций семьи, которые по налоговому праву не получают соразмерной их составу компенсации, проводить жилищную политику в отношении семей.

Ни одна общественная и политическая организация, ни государство не должны брать на себя полностью функцию воспитания личности. Они только могут оказывать помощь и создавать для этого необходимые условия. Основная же ответственность ложится на родителей. По словам Мунье, у семьи только одна миссия — пестовать, поддерживать призвание ребенка. Цель воспитания состоит в том, чтобы «пробудить в человеке личность, чтобы он был способен вступать в жизнь и действовать как личность... Ребенка нужно воспитывать как личность посредством личного испытания, обучать его тому, чтобы он мог свободно включаться в избранное им действие» [10]. Такой подход обусловлен тем, что, по определению, «личность — это призвание, и ее нельзя создать путем дрессировки. Следовательно, воспитание не может преследовать цель слепить ребенка по меркам конформизма, господствующего в семье, государстве, социальном окружении, либо ограничиться приспособлением его к той функции, которую ему предстоит выполнять, став взрослым. Трансцендентность личности означает, что она принадлежит только самой себе: ребенок — это субъект, он не является ни res societatis, ни res familiae, ни res Ecclesiae. Вместе с тем он не есть и изолированный субъект. Включенный в жизнь коллектива, ребенок формируется в нем и благодаря ему, и хотя коллектив не всемогущ по отношению к ребенку, он все же представляет собой естественную среду формирования: семья и нация открыты человечеству в целом. Христианин добавит: и Церкви» [11].

В семье ребенок постигает азы человеческих отношений, впитывает их всем своим существом, усваивает их с «молоком матери», и в этом неоценимое значение семьи. «Вместе с тем в этом и слабость семьи, — писал Э.Мунье, — личности здесь недостает необходимой свободы от опеки, ее духовному становлению часто препятствуют привычный уклад жизни и чрезмерно развитое чувство долга. В конце концов внутренние неурядицы выплескиваются в общественную жизнь, в основе которой — те же семейные отношения... Смысл семьи состоит также и в том, что она является местом соединения общественного и личностного, социальной жизни и жизни индивидуальной. Семья социализирует отдельного человека, превращая нравы и обычаи в его внутреннее достояние. Благодаря этой посреднической роли семья выступает ядром личностного мира» [12].

Аналогичное понимание роли семьи выражено и в социальной доктрине Католической Церкви, где, в частности, говорится: «Дети должны воспитываться таким образом, чтобы, придя в зрелый возраст, могли следовать с полным сознанием ответственности даже религиозному призванию и избрать то положение в жизни, в котором они, если вступят в брак, могли бы основать свою семью в благоприятных нравственных, социальных, экономических условиях... семья, в которую входят различные поколения, взаимно помогающие друг другу приобретению более полного знания и согласования прав личности с другими требованиями социальной жизни, составляет основу общества» [13].

Важным элементом воспитания личности является образование, которое позволяет человеку раскрыть свои способности и осознать ответственность за других людей, прокладывает пути к овладению профессией, к достижению общественного успеха и т.п. При этом подрастающее поколение должно усваивать, что «труд — это больше, чем возможность заработка, это осмысленная и целенаправленная деятельность, выражение достоїнства личности. Труд служит развитию и самореализации каждого человека» [14].

Но пробуждение личности невозможно, если воспитание и образование не опирается на религиозно-этические ценности. Дело в том, что, с одной стороны, передача этических ценностей чаще всего осуществляется от старшего поколения младшему, а с другой — персонализация личности в ее наиболее полном виде невозможна без привития младшему поколению этических ценностей. Вследствие этого при рассмотрении семьи в рамках теории и практики международного христианско-демократического движения нельзя обойти стороной этическую проблематику.

Как известно, основной вопрос всякой этики3 — это вопрос о сущности и источнике нравственных норм, о добре и зле, о совести и справедливости, о долге, добродетели и т.п. Существует точка зрения, согласно которой этики как науки, представляющей собой свод общеобязательных нравственных норм, нет и быть не может, так как нравственные правила и оценки имеют относительный характер, изменяются с течением времени и обусловливаются культурными, национальными и иными различиями между людьми. Такое мнение категорически отвергает и этика долженствования И.Канта, и, конечно, этика Иисуса Христа, которая «направлена не на внешний мир, а в сердце грешника; “спасение” понимается в духовном смысле — как процесс нравственного самоусовершенствования, как “революция духа”, незримо совершающаяся в человеке. Но эти, — пишет Л.Н. Митрохин, — столь различные по своему социальному акценту идеи — бунта и всепрощения, уверенности в гибели “сатанинского мира” и раболепия, ненависти и упования на загробное воздаяние были уравнены Библией в статусе “богооткровенной” истины, и каждая эпоха вычитывала из нее свои социальные программы — начиная от идеологии радикального протеста и кончая средством оправдания всяческого гнета. Однако факт остается фактом: христианство выдвинуло особый тип духовности, обозначив специфику морального сознания и его проблемы: смысла человеческого бытия и внутреннего, духовного мира человека, равенства всех людей, праведной жизни и нравственно вменяемой личности и т.д.» [16].

Этика Христа, как и другие религиозно-этические учения гораздо глубже укоренена в бытии, чем любые созданные человеком этические учения — будь то этика Сократа, Л.Фейербаха или К.-О.Апеля [17]. Только такая этика в строгом смысле этого слова является «антиподом энтропии», ибо «нравственность — это энтропия с другим знаком, или нэгэнтропия, что, согласно Второму закону термодинамики, означает порядок и жизнь, против хаоса и смерти, определяющих энтропию» [18].

Как повествуют библейские рассказы, Иисус Христос является не только провозвестником Нового Завета, но и образцом нравственного совершенства. Его никто не мог изобличить во грехе, даже «Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в Этом Человеке» (Лк. 23:4). В знаменитой Нагорной проповеди Христос, в частности, говорил: «всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые» (Мф. 7:17). Это означает, что качество плодов всецело зависит от дерева. Иначе говоря, преобразования внешних, в том числе социальных, условий жизни человека не могут изменить его природы. В коренном изменении прежде всего нуждается сам человек. Только вместе с преображением его природы возможно изменение его поведения, образа жизни.

Давно замечено, что человек — существо высокое и низкое, слабое и сильное одновременно. Загадочность и противоречивость человека определяется тем, что он есть существо, как бы упавшее с высоты, и что подняться на ноги без помощи свыше он не может. Согласно христианскому учению, распри между Богом и человеком будут продолжаться до тех пор, пока он не вернется назад к Нему через возрождающую и спасающую благодать Иисуса Христа. Вот почему одно из главных положений христианской этики заключается в том, что только духовно возрожденный человек может приносить добрые плоды. Лишь через покаяние и обновление Святым Духом человек получает возрождение, новую жизнь во Христе и со Христом: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5:17). Вот как, например, свидетельствует о себе апостол Павел: «Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» (1Тим. 1:15).

Как следует из христианского учения, высшие истины, ради которых человек живет и умирает, вытекают из его сердца, из внутреннего убеждения. Отсюда главная задача христианской этики состоит в том, чтобы оправдать нравственные ценности, к которым относятся смысл жизни каждого отдельного человека, смысл истории человечества и конечная цель земной жизни людей.

На этой позиции стоит и моральная (нравственная) философия. Так, например, Кант представлял бытие как «царство целей». Ту конечную цель, ради которой живет человек, он называл «высшим добром» или «благом». Для христианина же высшее благо состоит в свободном единении человеческой и божественной воли, в постоянном устремлении к высшим ценностям, к высшему божественному бытию. Для того чтобы быть благом и ценностью, жизнь должна иметь смысл. Исходя из Библии, мы должны признать, что, в отличие от плотской жизни, обусловленной грехопадением, есть духовная жизнь, восходящая к Богу. Если цели в природе исполняются с безусловной необходимостью, то в духовном, нравственном мире они достигаются не иначе, как при условии полной внутренней свободы. По сути, внутренняя свобода есть основное условие нравственной жизни, не только свобода добра, но и свобода зла, ибо вынужденное добро не есть добро в полном смысле этого слова. Это делает нравственную жизнь в высшей степени ответственной и даже трагической. Во всех сложных жизненных ситуациях, в соответствии с христианскими заповедями, нравственная точка зрения является самой существенной и важной. Когда, к примеру, все аргументы исчерпаны, мы обычно апеллируем к совести человека.

Совесть, как сознание человеком моральной ответственности за поведение, является своеобразным внутренним двигателем на пути его нравственного и духовного совершенствования. Совесть — это сверхприродное начало в человеке, орган восприятия божественного откровения, истины и добра. Поэтому в духовной жизни мы ничего не можем принять помимо или, тем более, против совести. Величайшим счастьем, по мнению Сократа, является чистая совесть, а величайшим несчастьем — нечистая совесть. И самое худшее, что мы можем сказать о человеке, так это то, что у него нет совести. Во всяком случае, как писал В.С.Соловьев, «когда человек поступает дурно в каком-нибудь отношении, например когда он обижает своих ближних положительным или хотя бы только отрицательным образом — отказываясь помочь им в нужде, ему бывает потом совестно. Вот настоящее душевное зерно всего человеческого добра и отличительный признак человека как существа нравственного» [19]. Когда же мы называем человека добросовестным, мы, тем самым, даем ему самую высокую оценку.

Законы нравственности столь же неизменны и безусловны, как законы математики или логики: «Сеющий в плоть свою от плоти пожнет и тление; а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную» (Гал. 6:8). Еще Аристотель утверждал, что коренное отличие человека от низших существ заключается в том, что он один носит в себе чувство добра и зла, правды и несправедливости, или, как сказал Гегель, никакая диалектика не может избавить нас от упреков преступной совести. А у Канта мы находим формулировку нравственного закона («категорического императива»), весьма близкую к христианскому закону: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства». «Моральный закон..., — продолжал он, — есть императив, который повелевает категорически, так как закон не обусловлен; отношение воли к этому закону есть зависимость, под названием обязательности, которая означает принуждение к поступкам, хотя принуждение одним лишь разумом и его объективным законом, и которая называется поэтому долгом...» [20]

Философы разрабатывали различные этические системы, провозглашая всевозможные принципы, в частности, «человек — мера всех вещей», «человек человеку — бог». Последнее изречение принадлежит Л.Фейербаху, который пытался создать релігію человеколюбия. Однако обожествление человеческого духа есть оправдание всех его дел и как последствие этого — уничтожение всякой нравственности. Человеческая личность является высшей ценностью потому, что несет в себе божественное начало, что является образом и подобием Божиим. Для нее Бог есть цель и предмет ее любви, Тот, ради Которого она существует и умирает: «Ибо для меня жизнь — Христос и смерть — приобретение!» (Фил. 1:21).

Длительное время христианскую этику и догматику рассматривали как одну дисциплину. На самом деле, в догматике подчеркивается спасение, которое мы имеем в Иисусе Христе, а в этике — Его «пример, дабы мы шли по следам Его» (1Пет. 2:21). Уже в декалоге устанавливается тесная связь между религиозной верой и нравственностью:

1) «Я Господь, Бог твой... Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим»;
2) «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им»;
3) «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно»;
4) «Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; А в день седьмый — суббота Господу Богу твоему»;
5) «Почитай отца твоего и мать твою»;
6) «Не убивай»;
7) «Не прелюбодействуй»;
8) «Не кради»;
9) «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего»;
10) «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20:2—5, 7—10, 12—17).

То, что в Ветхом Завете было только прологом, во всей полноте раскрылось в Новом Завете. Вместе со Христом в этот мир пришло и «новое учение», изумившее всех, впервые услышавших Его: «Что это? Что это за новое учение?» (Мр. 1:27). Но, согласно христианскому учению, в основе Его учения был не закон, который Он пришел исполнить, а Он Сам, Его личность, Его любовь.

Наиболее характерная черта Евангелия заключается как раз в том, что в нем дан нам божественный образ Христа. Именно поэтому снова и снова евангелисты повторяют: «...народ дивился учению Его, Ибо Он учил их, как власть имеющий» (Мф. 7:27— 28; Мр. 1:22; Лк. 4:32).

В Его словах содержалась поистине великая сила: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Ин. 6:63). В Его речах и призывах не было какого-либо фанатизма или мечтательности. В них нет и того, что можно назвать новым кодексом этических правил. Его речи, исполненные горечи и огня, проникают вглиб души человека, возвещая о новых этических ценностях: «Вы слышали, что сказано древним: “не убивай; кто же убьет, подлежит суду”. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата свого напрасно, подлежит суду...» (Мф. 5:21—22).

Христос неустанно наставлял людей в том, как надо жить, какие законы, заповеди следует исполнять, учил тому, как долино поступать и как не дoлжно. По этой причине долженствование является фундаментальным принципом евангельской этики. Он не давал рецепты, пригодные для каждого отдельного жизненного случая: как вести себя в семье, как в профессиональной деятельности и т.д., и т.п. Но Он дал универсальные правила для всех без исключения случаев. Для их интерпретации не нужна мистика и потому человек способен с помощью своего разума познать и понять то, чему Он учил людей.

Быть Божиим соработником в мире — вот план Божий в отношении социального призвания христиан. Вот что об этом писал И.С.Проханов в своей статье «Новая, или евангельская жизнь»: «Есть люди, которые любят учение Христа, но которые понимают его в узком смысле учения о духовно6созерцательной жизни. Они взбираются духовно на гору Фавор, делают себе кущи и пребывают там, наслаждаясь восторгом видений и откровений... Хотя созерцательное состояние души необходимо, хотя долино согревать наши чувства молитвою и общением с Господом, но всетаки главное назначение нашей жизни не есть покой, а упорный и непрестанный труд в Его строительстве» [21].


Благовестие Христа совершает радикальный переворот в нравственных оценках, устоявшихся в человеческом обществе. В дни Своего пребывания на земле Христос не отверг от Себя ни одного грешного человека. Он не признавал ничего нечистого, кроме нечистоты человеческого сердца, потому что из сердца исходит то, что возвышает или оскверняет человека: «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое; ибо от избытка сердца говорят уста его» (Лк. 6:45).

Христианская этика полностью отрицает законнически-фарисейскую мораль: «Ныне вы, фарисеи, внешность чаши и блюда очищаете, а внутренность ваша исполнена хищения и лукавства» (Лк. 11:39). Мораль закона, не знающая благодати Божией, полагает, что Солнце восходит только над добрыми и дождь посылается только на праведных. Эта мораль почитает своим нравственным долгом бросать в грешницу камень, но Христос призывает не к осуждению ее, а к оправданию: «Кто из вас без греха, первуй брось на нее камень» (Ин. 8:7). Строгость к Себе и снисходительность к другим — таково отношение Христа к поведению людей.

Христианская этика — это этика сильных духом, стяжание духовной силы во всем. Она учит тому, как быть сильным перед лицом жизни и смерти, перед страданиями и испытаниями.

Согласно христианской этике, верующий во Христа всегда должен быть готов к применению высоких евангельских моральных стандартов, чтобы очистить себя «от всякой скверны плоти и духа» (1Кор. 7:1). Он всегда должен прислушиваться к звукам, проникающим в его душу из другого мира. «Сердце имеет свои доводы, о которых ничего не знает разум», — писал Б.Паскаль.

Этические ценности без Бога как гаранта получения воздаяния за моральное поведение, по мнению Канта, теряют всякий общезначимый смысл. «Бога нет — все дозволено», — совершенно справедливо утверждал Ф.М.Достоевский.

Таким образом, высшим идеалом христианской нравственности является совершенная любовь к Богу и к ближнему. Если сущность греха есть себялюбие, то сущность христианской добродетели — любовь. Поэтому сущность новозаветной этики впоєне выражена в словах Христа: «Истинно, истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40), что всецело соответствует «золотому правилу морали»: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7:12). Как и две тысячи лет назад, неизменным по сей день остается призыв Христа: «Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей» (Ин. 15:9); «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48).

Из христианской этики также следует, что самые сложные жизненные вопросы — личные и общественные — могут быть решены на евангельской основе и что нерешенные в течение земной истории вопросы будут разрешены за ее пределами. Именно поэтому составной частью христианской этики является эсхатология — учение о конечных судьбах мира и человечества, когда у избранных «отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже» (Отк. 21:4).

В вопросе о соотношении личного и общественного христианская этика исходит из признания первенства общественного над личным. С ее точки зрения, нравственным является лишь такое поведение, главный мотив которого — любовь к Богу и к ближнему, ибо «никто из нас не живет для себя» (Рим. 14:7), т.е. забота о ближних — это одно из основных и важных положений христианской этики. Вместе с тем, не только в теории, но и на практике возможно гармоническое сочетание личных и общественных интересов, как это было в раннехристианских общинах: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4:32). Не случайно Э.Фромм отметил, что этическими постулатами христианства являются избавление от всякой алчности и жажды наживы, полное освобождение от структуры обладания, забвение своего «Я» и посвящение себя пониманию и счастью других в соответствии с заповедью «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22:39).

Весьма интересные суждения о семье высказал Л.Эрхард. Наиболее значимым из них является следующее положение: «В каждом отдельном случае, — писал он, — хотелось бы увидеть, что люди стремятся к чему-то лучшему, чем только к дальнейшему повышению числа потребленных бифштексов и котлет. Хотелось бы, чтобы с ростом дохода люди приходили бы также к иной оценке своего собственного образа жизни. Все это, без сомнения, и правильно и важно, но не следовало бы забывать, что воспитывать людей в этом направлении не является задачей, к разрешению которой призваны, в первую очередь, министр хозяйства и политики-хозяйственники... Я хотел бы видеть иной характер потребления, а именно, чтобы ясно видимые изменения в этом повышенном потреблении больше отвечали бы требованиям духовного порядка» [22]. Но «духу приказать нельзя», — признавался он.

Огромную роль семейных и этических ценностей признавали также В.Лунд, П.Сорокин и многие другие. «”Семейная организация” экономики, — писал, в частности, В.Лунд, — позволяет сочетать принцип личной выгоды с живым участием, солидарностью и поддержкой. Ни в одной современной развитой стране либеральная экономика не выдержала бы и года, если бы опиралась только на получение “прибыли” и если бы потворствовала хищениям, эгоистической психологии и аморализму» [23]. При семейном, общинном типе «социального сцепления» людей объединяет общее дело, высокие цели, разделяемые всеми ценности. В такой соціально-нравственной среде, по словам Сорокина, люди ощущают себя нужными обществу, не испытывают чувства изоляции, забытости и брошенности на произвол судьбы.

Семейные и этические ценности являются также основой общества и государства. Вот что об этом писал, например, Гегель: «Непосредственный, или природный, нравственный дух — семья... переходит в утрату своего единства, в раздвоение и в точку зрения относительного и есть, таким образом, гражданское общество, объединение членов в качестве самостоятельных, единичных в формальной, таким образом, всеобщности на основе их потребностей и через правовое устройство в качестве средства обеспечения безопасности лиц и собственности и через внешний порядок для их особенных и общих интересов; и это внешнее государство возвращается и концентрируется в цели и действительности субстанционального всеобщего и посвященной ему публичной жизни, — в государственном устройстве» [24].

К следующей главе: Политическое общество, государство, церковь

Примечания:

1 Семья наряду с различного рода товариществами, нацией в рамках теории международного христианско-демократического движения относится к сообществу (социальному феномену естественного права), отличающемуся от общества (феномена организации договорного типа): «Сообщество в большей мере связано с природой и с биологическим, тогда как общество ближе к творениям разума, к мыслительным и духовным способностям человека. Их внутренняя социальная сущность и их характеристики, как и сфера применения, не совпадают» (Маритен Ж. Человек и государство. С. 12).

2 Иоанн Златоуст. О христианском браке и об обязанностях мужа и жены. М., 1990. С. 5—6.

3 Ильин И.А. Путь духовного обновления / Собрание сочинений. М., 1996. Т.1. С. 142.

4 Идеалом брака и семьи является единобрачие. Это признает и Коран. В комментарии Суры «Женщины» сказано: «Сура рассматривает социальные проблемы, с которыми столкнулась мусульманская община сразу же после битвы при Ухуде, когда погибло или было ранено много мужчин, вследствие чего появилось много сирот, вдов и незамужних женщин. Остро встал вопрос о социальной и материальной защищенности женщин, официальной легализации полигамии как единственной возможности обеспечить абсолютное большинство женщин нравственным правом иметь семью и детей. Многобрачие и единобрачие — обычные человеческие состояния. Ничто не может препятствовать тому, кто родился со стремлением к одному из этих состояний. Многобрачие может быть вполне естественно для мужчины и совершенно не свойственно женщине, ибо мужчина содействует росту проявления, тогда как женщина разрушает его. Незаконное многобрачие хуже законного (или скорее узаконенного), ибо создает в мужчине притворство и лживость. Истинное единобрачие есть идеал и совершенная форма человеческой любви» (Коран. Пер. В.Пороховой. М., 2000. С. 657).

5 Grundsatzprogramm der CDU Deutschlands: Freiheit in Verantwortung. 5. Parteitag, 21. - 23. Februar 1994, Hamburg // www.cdu.de

6 Августин А. Об истинной религии, 46.

7 Соловьев В.С. Смысл любви / Избранное. М., 1990. С. 187.

8 Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М., 1997. С. 259, 307, 309.

9 Программные принципы Христианско-социального союза в Баварии. С. 21.

10 Мунье Э. Манифест персонализма. С. 322, 326.

11 Мунье Э. Персонализм. С. 135.

12 Там же. С. 125—126.

13 Второй Ватиканский Собор. Конституции, Декреты, Декларации. С. 379—380.

14 Программные принципы Христианско-социального союза в Баварии. С. 23.

15 Под «этикой», как правило, понимают учение о морали или нравственности. Однако мы считаем, что мораль и нравственность — это не одно и то же. Мораль, как набор определенных правил поведения, свойственна для всех людей (она есть и глупца, и у мудреца), а нравственность только у тех, кто следует требованиям добра, совести, долга, «золотого правила морали».

16 Митрохин Л.Н. Философия религии. С. 259—260.

17 Эти и им подобные этические учения основываются на человеческом разуме и по причине изменчивости нравов и интересов людей относительны. Более того, они не дают людям утешения, которое спасло бы их от «полного отчаяния», равно как корда-то «этого утешения не могла дать ни стоическая философия, ни школа Эпикура» (Энгельс Ф. Бруно Бауэр и первоначальное христианство / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2—е изд. М., 1961. Т. 19. С. 312).

18 Яницкий И.Н. Живая Земля. М., 1998. С. 44.

19 Соловьев В.С. Оправдание добра. М., 1996. С. 155.

20 Кант И. Критика практического разума. М., 1995. С. 349.

21 Проханов И.С. Новая, или евангельская жизнь // Христианин. 1925, №1. С. 10.

22 Эрхард Л. Благосостояние для всех. М., 2001. С. 217.

23 Lund W.R. Politics, citizens, and the Good Life: Assessing Two Versions of Ethical Liberalism // Political research quarterly. 1996, Vol., 49, №3. P. 501.

24 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 208