2007, часть 3-я
Заметки Антигероя
К предыдущей главе: 2007, часть 2-я
А вот и один из символов Киева- Золотые ворота, закамуфлированные еще в восьмидесятые, строением не имеющим ничего общего с первоисточником. Истинным входом в столицу Киевской Руси можно полюбоваться лишь, на ставших антиквариатом, открытках. Для усиления дисгармонии в Золотоворотском садике поселили Мудрого Ярослава, отлитого в стиле наипримитивнейшего соцреализма. Чугунный ажур фонтана пока еще радует глаз, но окружен столиками с жующей свой ланч «чистой» публикой.
На орбите оставлено несколько социальных скамеек, на которых робко откусывают от своих беляшей те, что попроще. К сожалению, а может быть к счастью, уже не видно былых завсегдатаев садика – пенсионных поколений с прилегающих улиц! Да и откуда им сейчас взяться.
Некогда петляния тишайшими Стрелецкой, Ирининской, Рейтерской и Большой Подвальной, всем кварталом от Владимирской до Львовской площади, были сходны сеансу умиротворяющей психотерапии. Ты еще не задирал голову для изучения уникальной архитектурной эклектики, но вся атмосфера этих улиц вызвала чувство личной сопричастности к прекрасному явлению именуемым КИЕВ. Как ни напыщенно звучит, но это правда.
На административных Липках подобное чувство не возникало. Отдавая дань красотам Печерска, зримо кумарился номенклатурными харями, а подсознание прессовал переизбыток составляющих ненавистного понятия ВЛАСТЬ. К счастью, в городе было из чего выбрать и каждый киевлянин, уже по праву рождения, имел право на свой излюбленный уголок.
Идешь по Владимирской и печально констатируешь, что тебя категорически не тянет на главную городскую аорту, без которой когда-то не мыслил прожить и дня. Да и что делать на превращенном в сток для мусора человеческого и бытового, Крещатике? Сбивать ноги о пресловутую плитку, уворачиваясь от паркующихся на тротуаре машин? Цедить сомнительный кофеин среди незнакомых лиц? Или оценивать прелести бродящих жлобих, облаченных в базарную «Дольче Габану»?
Канули времена, когда с каждым пятым вечерним фланером было о чем перекинуться парочкой слов, ну а десятый вообще казался родным братом. Дело не в дефиците общения. В любое время каждая тварь сумеет запароваться. Просто твой любимый Крещатик давно стал обмоченным проходным двором. Уж так получается, что горстка оставшихся аборигенов, да и остальное мыслящее народонаселение избегает это место выгула незакомплексованных туристов и прочей транзитной лимиты. На Владимирской же вводишь себя в самообман, пытаясь обрести утраченное и в какой то мере это удается.
Вылизанный лет десять назад по европейским стандартам, фасад здания на углу Прорезной уже потерял лоск, выцвел и покрыт грязными подтеками. Загадочный отель не спешит открывать двери. А ведь на двух этажах этого дома некогда гудела ресторация с немецким уклоном. «Лейпциг» не был в системе «Интуриста», но имел вполне приличную для тех лет кухню. Мозельские и рейнские вина не предлагались, но гэдэеровское бутылочное присутствовало. Добавьте интерьер в стиле пивного путча, постоянную дневную клиентуру, сибаритствующею под фикусами второго этажа, разномастную вечернюю публику, вкушающую водочку под капустно-сосисочный примитив и топтавшуюся под аккордеон с контрабасом.
Территорию возле Оперного театра, назвать площадью не поворачивается язык. Чья-то умная государственная голова еще в шестидесятых, девятиэтажным бруском, директивно перекрыла величественную перспективу открывавшуюся с Фундуклеевской-Ленина-Хмельницкого.
Реконструкция гостиницы «Театральная» длилась больше двадцати лет, но чемпионом долгостроя не стала. Первое место законно занимает готель на левом берегу, заложенный в конце семидесятых и недостроенный по сей день. Ресторан при «Театральной» был аналогичен «Лейпцигу» и располагавшемуся ста метрами ниже, «Интуристу». Бокалы под «баккару», вилки под аргентум и ретро лабухи. Все в духе золотых годочков микояновского общепита.
Такого привратника как на дверях «Театральной» в городе больше не было. Могучая стать и седая ухоженная борода по пояс. Генерал от инфантерии, заслуженный академик, библейский первосвященник, кто угодно, только не лампасный швейцар.
Перед университетом – образец русского ампира, под многолетним патронатом отечественной Академии наук. Минуя его, вспоминаешь страшную государственную тайну о киевском Герострате, где то в шестидесятых запустившего красного петуха в заказники уникальной библиотеки, расположенных в подвалах. Повесить ЧП на происки враждебных спецслужб тогда не получилось. Поджигатель оказался заурядным шизоидом, правда с интеллектуальным уклоном. Из умыкания части недогоревших фолиантов в начале девяностых, с последующим вывозом их в Германию, пресса секрета уже не делала, но не осветила дальнейшую судьбу национального достояния и академического крадуна.
Занятно, что же сейчас в прекрасно сохранившемся (умели строить), увенчанным куполом, с мифологическими барельефами, здании по левой стороне? На твоей памяти первоначальное Дворянское собрание было музеем Ленина (до перекопки Владимирской горки), Домом учителя, валютной универсальной лавкой и бог знает, чем еще.
О Грушевском плохого не скажешь, а об отношении к памятникам-новоделам, уже высказался, свернем на бульвар.
К корпусу университетской кузни (всё тот же русский ампир) папарацци и шелкоперов пера, к слову киевской императорской гимназии № 1, на скамьях которой протирали штаны видные киевляне: Ге, Булгаков, Паустовский и др., когда-то примыкала очаровательная разливайка.
По весне этот закрытый дворик на пригорке по праву считался райскими кущами. Преодолев несколько крутых ступенек ошарашивался буйством яблочного первоцвета, аромат которого полировал специфический душок из дружески сдвинутых «гранчаков». Согласитесь, фруктовый оазис в центре мегаполиса это круто. Никакая текила, вискарь, заумная «Самбука», все изыски модных на сегодня заведений, не возвращают былой кураж и ощущение остроты бытия, получаемой в этой, казалось бы заурядной, распивочной.
Завершим этот ностальгический променад в парке через дорогу. Где Тарас угрюмо рассматривает суетливые копошения воспетого им народа. Не бухтишь по поводу очередного шатра, обвивший ствол полуторавекового каштана, не отыскиваешь фонтан-аквариум с экзотической ихтиологией. Не пересчитываешь лавочки, на которых склеено энное количество абитуриенток и студенток. Направляешься по диагонали в противоположный угол парка, туда где еще витает дух азарта, где стучат костяшки нард, шелестят «стиры» и делаются классические ходы Е2-Е4.
Испытывать удачу не собираешься, ко всем нажитым грехам, слава богу, игровая зависимость не присоединилась, но взглянуть на останки понятия Киева игрового, настоящего, а не казиношного, любопытно.
Зрелище оказывается не очень. Пальцев на одной руке с избытком хватает, для пересчета оставшихся легендарных мастеров подрезок и двойных вольтов. Сильно полинявшие они еще «шпилят» по маленькой, окруженные болельщиками – старперами. Все напоминает профсоюзный санаторий или иллюстрацию к изречению: «Без лоха – жизнь плоха». Так проходит слава людская и кто сейчас поверит что они, именно они, в семидесятые-восьмидесятые были идеалом для определенного толка киевлянок. Жить с «каталой», «ломщиком» и разными «исполняющими» считалось высшей формой блаженства. В девяностые их заменили бандиты, но это уже была лотерея, очень велик был риск преждевременно овдоветь. Ну а банкиров как тогда, так и сейчас, катастрофически не хватает.
Припекло «поморосить». Любопытное сочетание антонимов, не находите? Рискуешь посетить парковый Мэ и Жо. Капитализм сюда не добрался, хотя на входе дежурит старушка-Цербер. Подземная клоака раньше имела славу пидар-клуба, гуляющие мамы вмиг просекали порочных дядь и спешили переместить любимых чад в противоположную часть парка.
Да, господа педерасты, вам было тогда нелегко. Приходилось щебетать среди аммиачных выхлопов и хлорной дезинфекции общественных сортиров, приплачивать милицейским патрулям и служить макиварами [52] для уличных романтиков отбитого ливера. В данном случае санитаров общественной морали. В стране, где практически каждый третий ухитрился побывать в неотдаленных местах, к «петушне» отношение было соответствующее тюремному уставу. И кто мог предположить, что общество нафаршировано латентными извращенцами, что гей-славяне через двадцать лет выпорхнут из городских водостоков, начнут гламурить в профильных заведениях с дубиноподобными охранниками на входе, гордо кукарекать в массмедиа о своей избранности и мессианстве. Обозначатся как реформаторы и двигатели прогресса и, что самое страшное, для подрастающего поколения станут «прикольными».
Если просмотрим исторический список великих людей, то и среди них найдем немало с голубым отливом. Но кого из них прославила тема анала? Они достигли высот благодаря иным талантам и никогда не делали акцент на своей патологии. Среди наших «голубцов» гениев не наблюдается, они карабкаются наверх включив задний проход. Вопрос, кто дает им зеленый свет. Да, здоровым наше общество не назовешь. На упреки в отсутствии толерантности и терпимости извинений не дождетесь. Уж таковы издержки уличного воспитания.
Читать дальше: 2010
Примечания:
52. Макивара (яп., «скатанная солома») – тренажёр для отработки ударов.
К предыдущей главе: 2007, часть 2-я
А вот и один из символов Киева- Золотые ворота, закамуфлированные еще в восьмидесятые, строением не имеющим ничего общего с первоисточником. Истинным входом в столицу Киевской Руси можно полюбоваться лишь, на ставших антиквариатом, открытках. Для усиления дисгармонии в Золотоворотском садике поселили Мудрого Ярослава, отлитого в стиле наипримитивнейшего соцреализма. Чугунный ажур фонтана пока еще радует глаз, но окружен столиками с жующей свой ланч «чистой» публикой.
На орбите оставлено несколько социальных скамеек, на которых робко откусывают от своих беляшей те, что попроще. К сожалению, а может быть к счастью, уже не видно былых завсегдатаев садика – пенсионных поколений с прилегающих улиц! Да и откуда им сейчас взяться.
Некогда петляния тишайшими Стрелецкой, Ирининской, Рейтерской и Большой Подвальной, всем кварталом от Владимирской до Львовской площади, были сходны сеансу умиротворяющей психотерапии. Ты еще не задирал голову для изучения уникальной архитектурной эклектики, но вся атмосфера этих улиц вызвала чувство личной сопричастности к прекрасному явлению именуемым КИЕВ. Как ни напыщенно звучит, но это правда.
На административных Липках подобное чувство не возникало. Отдавая дань красотам Печерска, зримо кумарился номенклатурными харями, а подсознание прессовал переизбыток составляющих ненавистного понятия ВЛАСТЬ. К счастью, в городе было из чего выбрать и каждый киевлянин, уже по праву рождения, имел право на свой излюбленный уголок.
Идешь по Владимирской и печально констатируешь, что тебя категорически не тянет на главную городскую аорту, без которой когда-то не мыслил прожить и дня. Да и что делать на превращенном в сток для мусора человеческого и бытового, Крещатике? Сбивать ноги о пресловутую плитку, уворачиваясь от паркующихся на тротуаре машин? Цедить сомнительный кофеин среди незнакомых лиц? Или оценивать прелести бродящих жлобих, облаченных в базарную «Дольче Габану»?
Канули времена, когда с каждым пятым вечерним фланером было о чем перекинуться парочкой слов, ну а десятый вообще казался родным братом. Дело не в дефиците общения. В любое время каждая тварь сумеет запароваться. Просто твой любимый Крещатик давно стал обмоченным проходным двором. Уж так получается, что горстка оставшихся аборигенов, да и остальное мыслящее народонаселение избегает это место выгула незакомплексованных туристов и прочей транзитной лимиты. На Владимирской же вводишь себя в самообман, пытаясь обрести утраченное и в какой то мере это удается.
Вылизанный лет десять назад по европейским стандартам, фасад здания на углу Прорезной уже потерял лоск, выцвел и покрыт грязными подтеками. Загадочный отель не спешит открывать двери. А ведь на двух этажах этого дома некогда гудела ресторация с немецким уклоном. «Лейпциг» не был в системе «Интуриста», но имел вполне приличную для тех лет кухню. Мозельские и рейнские вина не предлагались, но гэдэеровское бутылочное присутствовало. Добавьте интерьер в стиле пивного путча, постоянную дневную клиентуру, сибаритствующею под фикусами второго этажа, разномастную вечернюю публику, вкушающую водочку под капустно-сосисочный примитив и топтавшуюся под аккордеон с контрабасом.
Территорию возле Оперного театра, назвать площадью не поворачивается язык. Чья-то умная государственная голова еще в шестидесятых, девятиэтажным бруском, директивно перекрыла величественную перспективу открывавшуюся с Фундуклеевской-Ленина-Хмельницкого.
Реконструкция гостиницы «Театральная» длилась больше двадцати лет, но чемпионом долгостроя не стала. Первое место законно занимает готель на левом берегу, заложенный в конце семидесятых и недостроенный по сей день. Ресторан при «Театральной» был аналогичен «Лейпцигу» и располагавшемуся ста метрами ниже, «Интуристу». Бокалы под «баккару», вилки под аргентум и ретро лабухи. Все в духе золотых годочков микояновского общепита.
Такого привратника как на дверях «Театральной» в городе больше не было. Могучая стать и седая ухоженная борода по пояс. Генерал от инфантерии, заслуженный академик, библейский первосвященник, кто угодно, только не лампасный швейцар.
Перед университетом – образец русского ампира, под многолетним патронатом отечественной Академии наук. Минуя его, вспоминаешь страшную государственную тайну о киевском Герострате, где то в шестидесятых запустившего красного петуха в заказники уникальной библиотеки, расположенных в подвалах. Повесить ЧП на происки враждебных спецслужб тогда не получилось. Поджигатель оказался заурядным шизоидом, правда с интеллектуальным уклоном. Из умыкания части недогоревших фолиантов в начале девяностых, с последующим вывозом их в Германию, пресса секрета уже не делала, но не осветила дальнейшую судьбу национального достояния и академического крадуна.
Занятно, что же сейчас в прекрасно сохранившемся (умели строить), увенчанным куполом, с мифологическими барельефами, здании по левой стороне? На твоей памяти первоначальное Дворянское собрание было музеем Ленина (до перекопки Владимирской горки), Домом учителя, валютной универсальной лавкой и бог знает, чем еще.
О Грушевском плохого не скажешь, а об отношении к памятникам-новоделам, уже высказался, свернем на бульвар.
К корпусу университетской кузни (всё тот же русский ампир) папарацци и шелкоперов пера, к слову киевской императорской гимназии № 1, на скамьях которой протирали штаны видные киевляне: Ге, Булгаков, Паустовский и др., когда-то примыкала очаровательная разливайка.
По весне этот закрытый дворик на пригорке по праву считался райскими кущами. Преодолев несколько крутых ступенек ошарашивался буйством яблочного первоцвета, аромат которого полировал специфический душок из дружески сдвинутых «гранчаков». Согласитесь, фруктовый оазис в центре мегаполиса это круто. Никакая текила, вискарь, заумная «Самбука», все изыски модных на сегодня заведений, не возвращают былой кураж и ощущение остроты бытия, получаемой в этой, казалось бы заурядной, распивочной.
Завершим этот ностальгический променад в парке через дорогу. Где Тарас угрюмо рассматривает суетливые копошения воспетого им народа. Не бухтишь по поводу очередного шатра, обвивший ствол полуторавекового каштана, не отыскиваешь фонтан-аквариум с экзотической ихтиологией. Не пересчитываешь лавочки, на которых склеено энное количество абитуриенток и студенток. Направляешься по диагонали в противоположный угол парка, туда где еще витает дух азарта, где стучат костяшки нард, шелестят «стиры» и делаются классические ходы Е2-Е4.
Испытывать удачу не собираешься, ко всем нажитым грехам, слава богу, игровая зависимость не присоединилась, но взглянуть на останки понятия Киева игрового, настоящего, а не казиношного, любопытно.
Зрелище оказывается не очень. Пальцев на одной руке с избытком хватает, для пересчета оставшихся легендарных мастеров подрезок и двойных вольтов. Сильно полинявшие они еще «шпилят» по маленькой, окруженные болельщиками – старперами. Все напоминает профсоюзный санаторий или иллюстрацию к изречению: «Без лоха – жизнь плоха». Так проходит слава людская и кто сейчас поверит что они, именно они, в семидесятые-восьмидесятые были идеалом для определенного толка киевлянок. Жить с «каталой», «ломщиком» и разными «исполняющими» считалось высшей формой блаженства. В девяностые их заменили бандиты, но это уже была лотерея, очень велик был риск преждевременно овдоветь. Ну а банкиров как тогда, так и сейчас, катастрофически не хватает.
Припекло «поморосить». Любопытное сочетание антонимов, не находите? Рискуешь посетить парковый Мэ и Жо. Капитализм сюда не добрался, хотя на входе дежурит старушка-Цербер. Подземная клоака раньше имела славу пидар-клуба, гуляющие мамы вмиг просекали порочных дядь и спешили переместить любимых чад в противоположную часть парка.
Да, господа педерасты, вам было тогда нелегко. Приходилось щебетать среди аммиачных выхлопов и хлорной дезинфекции общественных сортиров, приплачивать милицейским патрулям и служить макиварами [52] для уличных романтиков отбитого ливера. В данном случае санитаров общественной морали. В стране, где практически каждый третий ухитрился побывать в неотдаленных местах, к «петушне» отношение было соответствующее тюремному уставу. И кто мог предположить, что общество нафаршировано латентными извращенцами, что гей-славяне через двадцать лет выпорхнут из городских водостоков, начнут гламурить в профильных заведениях с дубиноподобными охранниками на входе, гордо кукарекать в массмедиа о своей избранности и мессианстве. Обозначатся как реформаторы и двигатели прогресса и, что самое страшное, для подрастающего поколения станут «прикольными».
Если просмотрим исторический список великих людей, то и среди них найдем немало с голубым отливом. Но кого из них прославила тема анала? Они достигли высот благодаря иным талантам и никогда не делали акцент на своей патологии. Среди наших «голубцов» гениев не наблюдается, они карабкаются наверх включив задний проход. Вопрос, кто дает им зеленый свет. Да, здоровым наше общество не назовешь. На упреки в отсутствии толерантности и терпимости извинений не дождетесь. Уж таковы издержки уличного воспитания.
Читать дальше: 2010
Примечания:
52. Макивара (яп., «скатанная солома») – тренажёр для отработки ударов.
Вернуться назад