Русское самосознание и теория международного Христианско-демократического движения: история проблемы (часть 4)
Международное христианско-демократическое движение. Теория и практика
К предыдущей главе: Русское самосознание и теория международного Христианско-демократического движения: история проблемы (часть 3)
В последней четверти XVIII в. возникло еще одно течение — республиканское, основателем которого был А.Н. Радищев, считавший, что самодержавие есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние. За произведение «Путешествие из Петербурга в Москву» [1] Екатерина II назвала его «бунтовщиком хуже Пугачева». Этим она вдохновила Петербургскую уголовную палату приговорить Радищева к смертной казни, как и Пугачева, хотя сама ранее утверждала, что наказывать надо как раз тех, кто из слов делает преступление, т.е. гонителей свободного слова. Радищев же должен был быть наказан именно за слова.
Другим довольно распространенным движением в екатерининскую эпоху было масонство, возникшее как выражение неудовлетворенности официальной церковностью с ее ослабевшей духовностью. «Недовольные видимым храмом, они (масоны. — М.С.) хотели построить невидимый храм. Масонство было у нас стремлением к внутренней церкви, на видимую церковь смотрели, как на переходное состояние. В масонстве произошла формация русской культурной души, оно давало аскетическую дисциплину души, оно вырабатывало нравственный идеал личности.
Православие было, конечно, более глубоким влиянием на души русских людей, но в масонстве образовывались культурные души петровской эпохи и противопоставлялись деспотизму власти и обскурантизму» [2]. При этом большая часть русских масонов была монархистами и противниками Великой Французской революции 1789—1794 гг. Однако XVIII в. для России явился не столько веком Просвещения, сколько веком секуляризации. В это время возникает самостоятельная светская культура, уже не имеющая связи с церковным сознанием, а в самом церковном сознании происходит глубокий перелом. Церковное сознание в это время отрывается от мечты о священной миссии государства, ищет чисто церковную правду, освобождается от соблазнов церковно-политической идеологии. Прежнее единство культуры раскалывается на светскую и религиозную, творческая работа в церковном сознании и вне его идет не по единому руслу, а по двум разным направлениям: по официально-церковному и старообрядческому.
С начала XIX в. вновь резко усиливается влияние Запада на Россию. Война 1812 г. дала мощный толчок развитию ее идейной и общественно-политической жизни. Огромное число русских людей непосредственно соприкоснулось в ходе Заграничных походов русской армии (1813—1814 гг.) с европейской жизнью. Это живое знакомство с Западной Европой гораздо сильнее повлияло на самосознание народа, чем прежнее увлечение Западом в XVIII в. Ощущение русской военно-политической мощи не только пробудило чувство собственного достоинства, но и поставило остро вопрос о внесении в русскую жизнь всего, чем политически Запад импонировал русским людям. «Пробуждение и подъем русского национального самосознания, обогащенного новейшими европейскими идеями, породили декабристов и феномен Чаадаева, славянофильство и западничество, Белинского и “русский социализм” Герцена, другие явления общественной мысли. В котле отечественной культуры первой половины XIX столетия, — пишет М. Маслин, — были переварены или начинали вариться крупнейшие достижения европейской мысли — от французского социализма до новейшей немецкой философии» [3]. Начиная с заграничных походов, в России начался процесс все более заметной кристаллизации идейно-политических течений, главным из которых были декабристы. Вначале это были масонские организации, члены которых делились на бояр, мужей, братьев. Однако, в отличие от масонов XVIII в., которые видели свою цель в просвещении и самосовершенствовании, новые русские масоны стремились к либеральным преобразованиям, что наиболее ярко отразилось в «Русской правде» П.И. Пестеля и «Конституции» Н.М.Муравьева.
В «Русской правде» были сформулированы следующие социальные задачи:
1. Отмена крепостного права немедленно и без выкупа. Освобождение крестьян объявлялось «священнейшей и непременнейшей обязанностью» временного правительства. Крестьяне освобождались с землей.
2. Отмена самодержавия, «тирании». Россия становилась единой неделимой республикой с однопалатным парламентом. 3. Законодательная власть: Народное вече — однопалатный парламент, обладающий всей полнотой законодательной власти в стране.
4. Исполнительная власть — Державная дума, состоит из пяти членов, избираемых на пять лет, каждый из членов — президент в течение года.
5. Свобода слова, печати, собраний, передвижений, выбора занятий, вероисповедания, равный суд, отмена сословий.
6. Равные выборы для мужчин без всяких цензов.
7. Демократический строй распространяется по всей территории и на все народы России, но права на отделение от России народам не дается.
8. Для решения аграрного вопроса предполагалось разделить всю землю на две равные части: а) общественный фонд, где земля не продавалась и не покупалась; б) частный фонд — земля помещиков и земля крестьян, которую можно было покупать, продавать, сдавать в аренду, дарить и т.д. Никакого выкупа земли крестьянами не предусматривалось.
9. Поощрение промышленности, ремесел, торговли; отмена цехов, гильдий, монополий.
В отличие от «Русской правды», «Конституция» Н.М. Муравьева была более умеренной. В ней содержались следующие основные положения:
1. Крепостное право безоговорочно отменялось, крестьяне получали личную свободу и сохраняли право на приусадебный участок и еще две десятины на двор.
2. Самодержавие отменялось, Россия становилась конституционной монархией.
3. Законодательная власть принадлежала двухпалатному парламенту — Народному вече.
4. Исполнительная власть — императору, получавшему от государства большое жалованье. Император обладал большими правами: запрещающее вето, назначение министров, командование армией, флотом и др.
5. Все сословия отменялись; равенство всех граждан перед законом, равный для всех суд, свобода слова, печати, собраний, вероисповедания и т.д.
6. Выборы — ограниченные, многоступенчатые, с высоким имущественным цензом.
7. Территория России делилась на пятнадцать федеративных единиц («держав» или областей).
8. Помещичье землевладение сохранялось полностью. Крестьяне земли не получали.
После подавления восстания декабристов в русском самосознании с новой силой вспыхнула тема русской самобытности — уже не во имя возврата к старой русской жизни (как это довольно часто имело место в XVIII в.), а во имя раскрытия «русской идеи», русских начал, скрытых в глубинах народного духа. В целом, после Отечественной войны 1812 г. и восстания декабристов потребность выражения национального самосознания чрезвычайно возросла. В этом совпадали оценки и либералов, и консерваторов того времени, хотя по большинству других вопросов они расходились во мнениях.
В середине XIX в. оформились такие мощные идейно-политические течения, как западничество и славянофильство, а также почвенничество, стремившееся сблизить их позиции. По нашему мнению, примирение этих партий, окончание спора между ними помогло бы объединить усилия во имя всечеловеческого единения, братства людей и «земного рая», в установлении которого Ф.М. Достоевский видел предназначение русского народа [4]. Настаивая на «всечеловечности» русского национального идеала, он пояснял, что этот идеал отнюдь не враждебен Западу. Однако надеждам Достоевского не суждено было сбыться: современные «западники», как и прежде, предлагают России идти за Европой, а «неославянофилы» до сих пор мечтают «перекрестить всю Европу в православие».
Особое положение между «славянофильством», «западничеством» и «почвенничеством» занимало течение, которое было не просто созвучно теории международного христианско-демократического движения (как мы это видели в стригольничестве, нестяжательстве, протестантизме, расколе, масонстве), а родственно ей, и которое до сих пор остается в тени. Мы имеем в виду таких писателей и философов, как Н.В. Гоголь, В.С. Соловьев, Е.Н. Трубецкой, которые видели основы братства всех людей и народов не в самом человеке или человечестве, не в православии, а в Иисусе Христе. Так, например, Гоголь утверждал, что русский народ ничуть не ближе ко Христу, чем другие, прежде всего европейские, народы, что «никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех». Именно благодаря Гоголю, по мнению Бердяева, возникает религиозно-нравственный характер русской литературы, ее мессианство.
Аналогичную позицию занимал В.С. Соловьев, которому совершенно чуждо было и «почвенничество», исходившее из того, что «у нас, русских, две родины — Европа и наша Русь», и «западничество», не видевшее ничего дальше Европы, и «славянофильство», отождествлявшее «православное» и «русское». Он выступал за единство России и Европы, за объединение всех трех разновидностей христианства, ибо, по его убеждению, христианство Петрово, или католичество, христианство Павлово, или протестантизм, и христианство Иоанново, или православие, восполняют друг друга и в равной мере приготовляют «второе пришествие Иисуса Христа».
Поэтому не случайно Соловьев выступал категорически против сведения «русской идеи» [5] к «христианской монархической идее». «Русская идея, исторический долг России, — писал он, — требует от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращения всех наших национальных дарований... на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, церковь, государство и общество, безусловно свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы — вот в чем русская идея» [6]. Сущность «русской идеи», в представлении Соловьева, совпадает с христианским преображением жизни, с построением ее на началах истины, добра и красоты. Для национальной идеи нет «имен», нет «званий» и «положений», а есть только другая человеческая личность, ищущая правды и добра, заключающая в себе искру Божию, которую следует найти, пробудить, зажечь.
Соловьев по-новому сформулировал вопрос о смысле существования России во всемирной истории. Обратившись к вечным истинам религии, он афористически заключил, что «идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» [7]. Действительно, если рассматривать человечество как целое, как «великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации», то совершенно очевидно, что ни один народ не может жить в себе, через себя и для себя, что он представляет собой лишь определенное участие в общей жизни человечества.
Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию в этой вселенской жизни, — это и есть истинная национальная идея, предвечно установленная в плане Бога. Наряду с этим, Соловьев усмотрел определенное сходство идеи мессианства евреев и понимания судьбы России, если рассматривать ее «с точки зрения исключительно националистической, господствующей у нас в данное время и соединяющей в молчаливом согласии Каиаф и Иродов нашей бюрократии с зилотами воинствующего панславизма». Эту точку зрения философ назвал «лжепатриотической», ибо она навязывает русскому народу ложную историческую миссию. Предчувствуя возражения «лжепатриотов», считавших, что «истинная цель нашей национальной политики — Константинополь», он справедливо задал им вопросы: «С чем, во имя чего можем мы вступить в Константинополь? Что мы можем принести туда, кроме языческой идеи абсолютного государства, принципов цезарепапизма, заимствованных нами у греков и уже погубивших Византию?». Отвечая на эти вопросы, он утверждал, что Россия не должна стремиться овладеть «вторым Римом», вместо этого нужно «положить конец роковому восточному вопросу». Вследствие наших внешнеполитических ошибок этот вопрос не может быть разрешен к вящей нашей славе, он будет разрешен к вящему нашему унижению. По его мнению, Россия пока еще имеет возможность отказаться от политики эгоизма и национального отупения, которая неизбежно приведет к краху нашей исторической миссии.
Основание «русской идеи» Соловьев усматривал в божественном откровении. Признавая, что в Библии невозможно найти что-либо относительно России, он отмечает, что это умолчание как раз указывает нам истинный путь, что «смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве»: «Участвовать в жизни Вселенской Церкви, в развитии великой христианской цивилизации, участвовать в этом по мере сил и особых дарований своих, вот в чем, следовательно, единственная истинная цель, единственная истинная миссия всякого народа». Россия «должна, чтобы действительно выполнить свою миссию, всем сердцем и душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление, в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой» [8]. С горечью отмечая, что в Русской Православной Церкви господствуют «порядки немецкого канцеляризма», «охраняется благовидность», «ленивая любовь», он доказывает, что она нуждается в спасительном веянии «духа истины», «духа любви», «духа жизни» и «духа свободы».
К следующей главе: Русское самосознание и теория международного Христианско-демократического движения: история проблемы (часть 5)
Примечания:
1. В этом произведении Радищев написал такие строки: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Подобно ему позднее А.С.Пушкин, прочитав «Мертвые души», воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия!». То же самое «восклицала вся русская интеллигенция весь XIX в. И она пыталась уйти от непереносимой грусти русской действительности в идеальную действительность. Этой идеальной действительностью была или допетровская Россия, или Запад, или грядущая революция» (Бердяев Н.А. Русская идея. С. 31). С новой силой это умонастроение прозвучит в России в конце XX — начале XXI вв.
2. Бердяев Н.А. Русская идея. С. 22.
3. Маслин М. «Велико незнанье России...» // Русская идея. С. 4.
4. Для Достоевского принудительное устроение царства земного есть римская идея, которую наследует атеистический социализм. Поэтому Достоевский противополагает ей русскую идею, основанную на свободе духа, и обличает ложные, антихристовы теократии (тоталитаризм и авторитаризм) во имя «свободной теократии» (термин В.С. Соловьева).
5. Термин «русская идея» стал популярным после 1888 г., когда Соловьев опубликовал свою лекцию под таким же названием. Данный термин ранее употребляли Ф.М. Достоевский, Н.Я. Данилевский и др. «Русская идея» представляет собой синтез вечного и исторически преходящего. Это сложный, многомерный комплекс взглядов, убеждений, верований, в котором отражен смысл национального существования и очерчены важнейшие духовные идеалы, включающие воззрения о совершенной жизни и совершенном человеке.
6. Соловьев В.С. Русская идея // Русская идея. С. 204.
7. Соловьев В.С. Русская идея // Русская идея. С. 187.
8. Соловьев В.С. Русская идея // Русская идея. С. 193
К предыдущей главе: Русское самосознание и теория международного Христианско-демократического движения: история проблемы (часть 3)
В последней четверти XVIII в. возникло еще одно течение — республиканское, основателем которого был А.Н. Радищев, считавший, что самодержавие есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние. За произведение «Путешествие из Петербурга в Москву» [1] Екатерина II назвала его «бунтовщиком хуже Пугачева». Этим она вдохновила Петербургскую уголовную палату приговорить Радищева к смертной казни, как и Пугачева, хотя сама ранее утверждала, что наказывать надо как раз тех, кто из слов делает преступление, т.е. гонителей свободного слова. Радищев же должен был быть наказан именно за слова.
Другим довольно распространенным движением в екатерининскую эпоху было масонство, возникшее как выражение неудовлетворенности официальной церковностью с ее ослабевшей духовностью. «Недовольные видимым храмом, они (масоны. — М.С.) хотели построить невидимый храм. Масонство было у нас стремлением к внутренней церкви, на видимую церковь смотрели, как на переходное состояние. В масонстве произошла формация русской культурной души, оно давало аскетическую дисциплину души, оно вырабатывало нравственный идеал личности.
Православие было, конечно, более глубоким влиянием на души русских людей, но в масонстве образовывались культурные души петровской эпохи и противопоставлялись деспотизму власти и обскурантизму» [2]. При этом большая часть русских масонов была монархистами и противниками Великой Французской революции 1789—1794 гг. Однако XVIII в. для России явился не столько веком Просвещения, сколько веком секуляризации. В это время возникает самостоятельная светская культура, уже не имеющая связи с церковным сознанием, а в самом церковном сознании происходит глубокий перелом. Церковное сознание в это время отрывается от мечты о священной миссии государства, ищет чисто церковную правду, освобождается от соблазнов церковно-политической идеологии. Прежнее единство культуры раскалывается на светскую и религиозную, творческая работа в церковном сознании и вне его идет не по единому руслу, а по двум разным направлениям: по официально-церковному и старообрядческому.
С начала XIX в. вновь резко усиливается влияние Запада на Россию. Война 1812 г. дала мощный толчок развитию ее идейной и общественно-политической жизни. Огромное число русских людей непосредственно соприкоснулось в ходе Заграничных походов русской армии (1813—1814 гг.) с европейской жизнью. Это живое знакомство с Западной Европой гораздо сильнее повлияло на самосознание народа, чем прежнее увлечение Западом в XVIII в. Ощущение русской военно-политической мощи не только пробудило чувство собственного достоинства, но и поставило остро вопрос о внесении в русскую жизнь всего, чем политически Запад импонировал русским людям. «Пробуждение и подъем русского национального самосознания, обогащенного новейшими европейскими идеями, породили декабристов и феномен Чаадаева, славянофильство и западничество, Белинского и “русский социализм” Герцена, другие явления общественной мысли. В котле отечественной культуры первой половины XIX столетия, — пишет М. Маслин, — были переварены или начинали вариться крупнейшие достижения европейской мысли — от французского социализма до новейшей немецкой философии» [3]. Начиная с заграничных походов, в России начался процесс все более заметной кристаллизации идейно-политических течений, главным из которых были декабристы. Вначале это были масонские организации, члены которых делились на бояр, мужей, братьев. Однако, в отличие от масонов XVIII в., которые видели свою цель в просвещении и самосовершенствовании, новые русские масоны стремились к либеральным преобразованиям, что наиболее ярко отразилось в «Русской правде» П.И. Пестеля и «Конституции» Н.М.Муравьева.
В «Русской правде» были сформулированы следующие социальные задачи:
1. Отмена крепостного права немедленно и без выкупа. Освобождение крестьян объявлялось «священнейшей и непременнейшей обязанностью» временного правительства. Крестьяне освобождались с землей.
2. Отмена самодержавия, «тирании». Россия становилась единой неделимой республикой с однопалатным парламентом. 3. Законодательная власть: Народное вече — однопалатный парламент, обладающий всей полнотой законодательной власти в стране.
4. Исполнительная власть — Державная дума, состоит из пяти членов, избираемых на пять лет, каждый из членов — президент в течение года.
5. Свобода слова, печати, собраний, передвижений, выбора занятий, вероисповедания, равный суд, отмена сословий.
6. Равные выборы для мужчин без всяких цензов.
7. Демократический строй распространяется по всей территории и на все народы России, но права на отделение от России народам не дается.
8. Для решения аграрного вопроса предполагалось разделить всю землю на две равные части: а) общественный фонд, где земля не продавалась и не покупалась; б) частный фонд — земля помещиков и земля крестьян, которую можно было покупать, продавать, сдавать в аренду, дарить и т.д. Никакого выкупа земли крестьянами не предусматривалось.
9. Поощрение промышленности, ремесел, торговли; отмена цехов, гильдий, монополий.
В отличие от «Русской правды», «Конституция» Н.М. Муравьева была более умеренной. В ней содержались следующие основные положения:
1. Крепостное право безоговорочно отменялось, крестьяне получали личную свободу и сохраняли право на приусадебный участок и еще две десятины на двор.
2. Самодержавие отменялось, Россия становилась конституционной монархией.
3. Законодательная власть принадлежала двухпалатному парламенту — Народному вече.
4. Исполнительная власть — императору, получавшему от государства большое жалованье. Император обладал большими правами: запрещающее вето, назначение министров, командование армией, флотом и др.
5. Все сословия отменялись; равенство всех граждан перед законом, равный для всех суд, свобода слова, печати, собраний, вероисповедания и т.д.
6. Выборы — ограниченные, многоступенчатые, с высоким имущественным цензом.
7. Территория России делилась на пятнадцать федеративных единиц («держав» или областей).
8. Помещичье землевладение сохранялось полностью. Крестьяне земли не получали.
После подавления восстания декабристов в русском самосознании с новой силой вспыхнула тема русской самобытности — уже не во имя возврата к старой русской жизни (как это довольно часто имело место в XVIII в.), а во имя раскрытия «русской идеи», русских начал, скрытых в глубинах народного духа. В целом, после Отечественной войны 1812 г. и восстания декабристов потребность выражения национального самосознания чрезвычайно возросла. В этом совпадали оценки и либералов, и консерваторов того времени, хотя по большинству других вопросов они расходились во мнениях.
В середине XIX в. оформились такие мощные идейно-политические течения, как западничество и славянофильство, а также почвенничество, стремившееся сблизить их позиции. По нашему мнению, примирение этих партий, окончание спора между ними помогло бы объединить усилия во имя всечеловеческого единения, братства людей и «земного рая», в установлении которого Ф.М. Достоевский видел предназначение русского народа [4]. Настаивая на «всечеловечности» русского национального идеала, он пояснял, что этот идеал отнюдь не враждебен Западу. Однако надеждам Достоевского не суждено было сбыться: современные «западники», как и прежде, предлагают России идти за Европой, а «неославянофилы» до сих пор мечтают «перекрестить всю Европу в православие».
Особое положение между «славянофильством», «западничеством» и «почвенничеством» занимало течение, которое было не просто созвучно теории международного христианско-демократического движения (как мы это видели в стригольничестве, нестяжательстве, протестантизме, расколе, масонстве), а родственно ей, и которое до сих пор остается в тени. Мы имеем в виду таких писателей и философов, как Н.В. Гоголь, В.С. Соловьев, Е.Н. Трубецкой, которые видели основы братства всех людей и народов не в самом человеке или человечестве, не в православии, а в Иисусе Христе. Так, например, Гоголь утверждал, что русский народ ничуть не ближе ко Христу, чем другие, прежде всего европейские, народы, что «никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех». Именно благодаря Гоголю, по мнению Бердяева, возникает религиозно-нравственный характер русской литературы, ее мессианство.
Аналогичную позицию занимал В.С. Соловьев, которому совершенно чуждо было и «почвенничество», исходившее из того, что «у нас, русских, две родины — Европа и наша Русь», и «западничество», не видевшее ничего дальше Европы, и «славянофильство», отождествлявшее «православное» и «русское». Он выступал за единство России и Европы, за объединение всех трех разновидностей христианства, ибо, по его убеждению, христианство Петрово, или католичество, христианство Павлово, или протестантизм, и христианство Иоанново, или православие, восполняют друг друга и в равной мере приготовляют «второе пришествие Иисуса Христа».
Поэтому не случайно Соловьев выступал категорически против сведения «русской идеи» [5] к «христианской монархической идее». «Русская идея, исторический долг России, — писал он, — требует от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращения всех наших национальных дарований... на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, церковь, государство и общество, безусловно свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы — вот в чем русская идея» [6]. Сущность «русской идеи», в представлении Соловьева, совпадает с христианским преображением жизни, с построением ее на началах истины, добра и красоты. Для национальной идеи нет «имен», нет «званий» и «положений», а есть только другая человеческая личность, ищущая правды и добра, заключающая в себе искру Божию, которую следует найти, пробудить, зажечь.
Соловьев по-новому сформулировал вопрос о смысле существования России во всемирной истории. Обратившись к вечным истинам религии, он афористически заключил, что «идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» [7]. Действительно, если рассматривать человечество как целое, как «великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации», то совершенно очевидно, что ни один народ не может жить в себе, через себя и для себя, что он представляет собой лишь определенное участие в общей жизни человечества.
Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию в этой вселенской жизни, — это и есть истинная национальная идея, предвечно установленная в плане Бога. Наряду с этим, Соловьев усмотрел определенное сходство идеи мессианства евреев и понимания судьбы России, если рассматривать ее «с точки зрения исключительно националистической, господствующей у нас в данное время и соединяющей в молчаливом согласии Каиаф и Иродов нашей бюрократии с зилотами воинствующего панславизма». Эту точку зрения философ назвал «лжепатриотической», ибо она навязывает русскому народу ложную историческую миссию. Предчувствуя возражения «лжепатриотов», считавших, что «истинная цель нашей национальной политики — Константинополь», он справедливо задал им вопросы: «С чем, во имя чего можем мы вступить в Константинополь? Что мы можем принести туда, кроме языческой идеи абсолютного государства, принципов цезарепапизма, заимствованных нами у греков и уже погубивших Византию?». Отвечая на эти вопросы, он утверждал, что Россия не должна стремиться овладеть «вторым Римом», вместо этого нужно «положить конец роковому восточному вопросу». Вследствие наших внешнеполитических ошибок этот вопрос не может быть разрешен к вящей нашей славе, он будет разрешен к вящему нашему унижению. По его мнению, Россия пока еще имеет возможность отказаться от политики эгоизма и национального отупения, которая неизбежно приведет к краху нашей исторической миссии.
Основание «русской идеи» Соловьев усматривал в божественном откровении. Признавая, что в Библии невозможно найти что-либо относительно России, он отмечает, что это умолчание как раз указывает нам истинный путь, что «смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве»: «Участвовать в жизни Вселенской Церкви, в развитии великой христианской цивилизации, участвовать в этом по мере сил и особых дарований своих, вот в чем, следовательно, единственная истинная цель, единственная истинная миссия всякого народа». Россия «должна, чтобы действительно выполнить свою миссию, всем сердцем и душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление, в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой» [8]. С горечью отмечая, что в Русской Православной Церкви господствуют «порядки немецкого канцеляризма», «охраняется благовидность», «ленивая любовь», он доказывает, что она нуждается в спасительном веянии «духа истины», «духа любви», «духа жизни» и «духа свободы».
К следующей главе: Русское самосознание и теория международного Христианско-демократического движения: история проблемы (часть 5)
Примечания:
1. В этом произведении Радищев написал такие строки: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Подобно ему позднее А.С.Пушкин, прочитав «Мертвые души», воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия!». То же самое «восклицала вся русская интеллигенция весь XIX в. И она пыталась уйти от непереносимой грусти русской действительности в идеальную действительность. Этой идеальной действительностью была или допетровская Россия, или Запад, или грядущая революция» (Бердяев Н.А. Русская идея. С. 31). С новой силой это умонастроение прозвучит в России в конце XX — начале XXI вв.
2. Бердяев Н.А. Русская идея. С. 22.
3. Маслин М. «Велико незнанье России...» // Русская идея. С. 4.
4. Для Достоевского принудительное устроение царства земного есть римская идея, которую наследует атеистический социализм. Поэтому Достоевский противополагает ей русскую идею, основанную на свободе духа, и обличает ложные, антихристовы теократии (тоталитаризм и авторитаризм) во имя «свободной теократии» (термин В.С. Соловьева).
5. Термин «русская идея» стал популярным после 1888 г., когда Соловьев опубликовал свою лекцию под таким же названием. Данный термин ранее употребляли Ф.М. Достоевский, Н.Я. Данилевский и др. «Русская идея» представляет собой синтез вечного и исторически преходящего. Это сложный, многомерный комплекс взглядов, убеждений, верований, в котором отражен смысл национального существования и очерчены важнейшие духовные идеалы, включающие воззрения о совершенной жизни и совершенном человеке.
6. Соловьев В.С. Русская идея // Русская идея. С. 204.
7. Соловьев В.С. Русская идея // Русская идея. С. 187.
8. Соловьев В.С. Русская идея // Русская идея. С. 193
Вернуться назад