DataLife Engine > Книги > «Кто мы?»

«Кто мы?»

Международное христианско-демократическое движение. Теория и практикаК предыдущей главеПо нашему глубокому убеждению, чтобы подойти к разрешению данной проблемы, сначала нужно ответить на ряд вопросов и решить немалый круг задач. Первым и самым главным из этих вопросов, безусловно, является вопрос: «Кто мы?». Вот что по этому поводу пишет, например, В.Я. Пащенко: «В силу противоречивости и хаотичности нынешнего состояния нашего общества в экономической, политической, идеологической сферах различные его представители совершенно по-разному отвечают на традиционные вопросы “Кто виноват?”, “Что делать?”. Но очевидно, что найти ответы на них можно только после того, как будет найден ответ на вопрос “Что происходит?”. А это невозможно сделать, пока не будет найден ответ на вопрос “Кто мы?”, ибо в логической цепи именно он является тем основным звеном, ухватившись за которое, можно, говоря словами Ленина, вытянуть всю цепь» [1]. При этом, полагает он, ответив на поставленный вопрос, мы сумеем двигаться дальше и сможем определиться, в частности, «по какому пути идти». Однако мы считаем, что если даже придем к согласию в ответе на вопрос «Кто мы?», на остальные вопросы, как и прежде, будем отвечать по-разному.Дело в том, что все мы не сторонние наблюдатели, что мы в той или иной степени несем вину за совершившееся и совершающееся (действием или бездействием — не имеет принципиального значения), а потому по-прежнему неодинаково будем объяснять происходящее и, соответственно, предлагать свои собственные способы установления диагноза и рецепты лечения болезни нашего общества. Куда более перспективно, по нашему мнению, искать ответы не на эти, а на другие вопросы, а именно: «Что мы имеем?», «Что мы можем?» и «Что мы хотим?» (причем последний мы должны соизмерять с двумя первыми), и только в этом случае можно надеяться на то, что мы придем к общему мнению.Так, издавна замечено, что русская нация соткана из противоположностей. На это обращали внимание многие русские мыслители, назвавшие данное «загадочное» явление «русской душой». Однако справедливее было бы говорить не о «русской душе» (поскольку душа любого человека есть дух, соединенный с его телом, как учили, например, апостол Павел и А.Августин), а о «русском национальном характере» или просто о «русском характере», под которым мы понимаем устойчивые качества, присущие представителям русской нации, возникшие под влиянием природных и исторических факторов и проявляющиеся не только в их морали, психологии, поведении, деятельности, образе жизни, культуре, но и в судьбе нации, государства [2].Истоки «русского характера», на наш взгляд, следует искать в докиевской Руси. В данном отношении весьма любопытной представляется мысль, предложенная В.В. Розановым и поддержанная Н.А.Бердяевым, о соотношении в русском самосознании мужественного и женственного, личного и коллективного, и, добавим, рационального и иррационального начал. При этом преобладающими началами являются женственное (особое почитание женских божеств) [3], коллективное (общинное ведение хозяйства) и иррациональное.Принятие православия в 988 г. не изменило ситуацию коренным образом: «Язычество не умерло... в сущности слагались две культуры: дневная и ночная. Носителем “дневной” культуры было, конечно, меньшинство... развивается “вторая культура”, слагается новый и своеобразный синкретизм, в котором местные языческие “переживания” сплавляются с бродячими мотивами древней мифологии и христианского воображения... “дневная” культура была культурою духа и ума, это была и “умная” культура; и “ночная” культура есть область мечтания и воображения...» [4].Соединение учения Христа и язычества нашло яркое выражение в виде «русского» православия. Слияние произошло таким удивительным образом, что далеко не всегда представляется возможным их разделить. Киево-печерские старцы, по всей видимости, искали Царство Божие где угодно, только не на Земле.Подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России, можно, по мнению Бердяева, исходя из признания ее антиномичности, противоречивости. И в этой антиномичности хорошо просматриваются положительные, позитивные черты, отрицательные, негативные черты и их переплетение. Мы согласны с тем, что даже в случае репрезентативной выборки некоторой совокупности качеств индивидов, представляющую русскую нацию, невозможно, как справедливо указывал П.А.Сорокин, свести «типичные» черты этой совокупности в некую модель, отражающую ее характерные черты. Поэтому мы акцентируем внимание лишь на наиболее общих чертах, чаще всего встречающихся у русских людей и нашедших отражение в философской, научной и художественной литературе. В то же время не следует думать, что эти общие черты принадлежат каждому русскому человеку. Многие из них имеются также и у других народов, но у каждого из них их сочетание своеобразно. К следующей главе: «Кто мы?» (часть 2) Примечания: 1. Пащенко В.Я. Идеология евразийства. С. 15. 2. При исследовании «русского характера» мы обращаемся, прежде всего, к этнической психологии Г.Г. Шпета, который писал так: «Каждый исторически образующий коллектив — народ, класс, союз, город, деревня и т.д. — по-своему воспринимает, воображает, оценивает, любит и ненавидит объективно текущую обстановку, условия своего бытия, само это бытие — и именно в этом его отношении ко всему, что объективно есть, выражается его «дух», или «душа», или «характер», в реальном смысле… вся социальная и этническая психология в основном своем есть социальная характерология» (Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. СПб., 1996. С. 9, 11). Наряду с этим мы опираемся также на положение советского этнографа С.А.Арутюнова о том, что «культура … есть универсальный механизм адаптации общества к природной и социальной среде своего существования. И специфическая этническая психология, следовательно, если только мы не хотим (а мы, конечно, не хотим. — М.С.) скатиться на расистские позиции и считать ее генетически обусловленной, есть не что иное, как производное от культуры, и даже часть этой культуры: она представляет собой один из частных механизмов адаптации общественного человека и этноса в целом к своей среде» (Арутюнов С.А. Об условности понятия этнопсихология» // Советская этнография. 1983, №2. С. 83). Однако самой трудной задачей, предупреждал Арутюнов, является выбор точки отсчета, относительно которой следует рассматривать характер народа. Это связано с тем, что «естественной для каждой группы нормой представляется свое поведение, а поведение другой группы — некоторым отклонением от нормы». Чтобы избежать этого, мы взяли точку отсчета, находящуюся вне того или иного субъекта, а именно: христианскую этику, морально-психологические установки христианского учения. С этой позиции, максимально удаляясь от личных симпатий и антипатий, мы и попытались исследовать «русский характер». 3. «Очень сильна в русском народе религия земли, это заложено в очень глубоком слое русской души. Земля — последняя заступница. Основная категория — материнство. Богородица идет впереди Троицы и почти отождествляется с Троицей. Народ более чувствовал близость Богородицы-Заступницы, чем образ Христа. Христос — Царь Небесный, земной образ Его мало выражен. Личное воплощение получает только мать-земля» (Бердяев Н.А. Русская идея. С. 12). 4. Флоровский Г. Пути русского богословия. Изд. 3-е. Париж, 1983. С. 2-3.



Вернуться назад