Улица (ч.2). Заметки Антигероя
Заметки Антигероя
К предыдущей главе: Улица (часть 1-я)
А где, скажите мне, сегодня увидишь библейских старцев, готовящих из внуков будущих гроссмейстеров древнеиндийской игры? Обучение происходило на лавочках Троицких садиков, тянувшихся от площади Богдана до Владимирской горки. В наше время на этом месте можно лишь экстерном обучиться пивному алкоголизму, под шатром очередного «ганделика», угнездившегося в исторической парковой зоне.
Завсегдатай и лицо заведения, 140-киллограмовый буддообразный дядя феноменального здоровья. Не спортивного а устойчивого к выпивке. Он известен во всех недорогих центральных распивочных как «Два графина». Его ежедневная доза – разлитый по обозначенным емкостям, литр водюли с обязательным пакетом вишневого сока. Крадущая градус закуска игнорируется. На середине второго графина, обманчиво доброе лицо приобретает колер любимой запивки и начинается витийство-монолог по национальному вопросу. Перепадает лицам кавказкой национальности, естественно иудеям, на всякий случай разным «кацапам» и прочим инородцам. «Отдыхающим» вокруг люмпенам это глубоко неинтересно, а потенциальные мишени пьяного изрыгания в подобные места не заглядывают. К счастью для оратора.
На углу Софиевской и Михайловского переулка в начале пятидесятых возвели обутое в гранитный цоколь здание, растянувшиеся почти на квартал. В нем создали комфортные условия для проживания и творчества членам союза композиторов УССР.
Метраж квартир определялся степенью преданности режиму и партийным стажем. Талант и профпригодность значения не имели. Да и как можно ставить рядом жалких музыкантишек-формалистов, неведомыми путями проползшими в здоровый творческий монолит, кишевший стукачами и конъюнктурщиками, с ныне справедливо забытыми корифеями. Чьи панегирические псалмы лились из городских радиоточек, спозаранку прочищали уши (но не мозги) сограждан.
Це Україна
Радянська земля
Слава лети до вершини Кремля
Гей що за люди
Зірки на грудях
Партії нашей слава й хвала…
Как и вся страна, два раза в год, улица принимала участие в отработанном гипер шоу, масштабы которого и не снились современным продюсерам. Это были демонстрации трудящихся по случаю празднования Первомая и победы Октября.
Общая масса относилась к этим красным дням календаря лояльно. Они гарантировали выходной и повод для узаконенного пьянства. О шаманской, идеологической прокладке действа старались не задумываться. Все происходило почти рефлекторно.
Праздничные колонны формировались на Владимирской (Короленко). Рекрутов из разных НИИ, фабрик, заводов и учебных заведений, завхозы предприятий под бдительным надзором местных партайгеноссе, вооружали кумачовыми лозунгами-растяжками, знаменами и портретами кремлевских небожителей. Так же присутствовали хитроумные фанерные и пенопластовые конструкции на велосипедных или байковых колесах. Панорамные шедевры идеологической рекламы тащили грузовики.
Прежде чем вывалиться на Крещатик, человеческая масса отстаивалась в узком коллекторе Софиевской. Времени хватало рассеяться по дворам и парадным что бы пропустить пару-тройку стаканов. Живущие по соседству из окон и балконов перекликивались со знакомыми и спешили примкнуть к ним, прихватывая бутылки и закусь с праздничного стола.
Местная детвора заранее запасалась рогатками и пистолетами- скобочниками из которых расстреливала гроздья парящих над улицей надувных шаров,. Более практичные активно собирали пустые бутылки, складируя их в мастерской художника дяди Юры, с пониманием относившегося к нуждам подрастающего поколения. Заработок от сдачи тары доходил до 50 рублей и честно распределялся между членами синдиката.
После разогрева, толпа в едином порыве, когортами, проплывала мимо горсовета. Здесь, на трибунах, в неизменных шляпах с несгибаемыми тульями или по сезону норковых «домиках», возвышались «отцы» города и республики. Неблагодарные народные острословы вывели кощунственный тезис – «норки стоят, кролики идут!»
Вершители судеб, «приняв» в спецбуфете, отрыгивали икорно-севрюжным развратом. Они уже оценили прелести открывавших парад мажореток-физкультурниц и сейчас, вяло и снисходительно приветствовали копошащуюся под ногами паству.
Из репродукторов гремели бравурные марши, саги об Ильиче и тревожной комсомольской юности.
На мой взгляд, режиссура демонстрации нерушимого единства партии и народа использовала прием исполнения негритянских церковных песнопений (госпелов) и музыки спиричуел. Это знаменитый призыв-отклик CALL-RESPONSE. В данном случае солист речитативом выводил в рупор здравницы режиму, а хором служила толпа, нестройно, но с энтузиазмом, вторящая «Ура!»
Посередине Софиевской проходила условная демаркационная линия разделявшая Печерский и Ленинский районы. Таким образом, «нахавозив» на одной стороне и перейдя на другую, ган оказывался в другой юрисдикции. Разницы особой не было, разве что в Ленинском райотделе «обезьянник» был почище да вечный дежурный, подполковник Полисский, похожий на телеобозревателя Зорина, считался человечнее печерских коллег.
Долго время Софиевской не хватало лишь одного - личной «точки» для культурного алкогольного релакса. И вот, в конце семидесятых, началось строительство павильона-аквариума, Деклассированный местный элемент возбужденно строил догадки.
Претендующую на ресторацию кафешку нарекли заезженным славянским брендом «Лада». Заведение сразу обратило в прах все мечты о демократичной пивнухе. Переплачивать ресторанную наценку «вольные стрелки» не желали и благополучно вернулись на привычные ящики за «Гастрономом» и обжитые теплые местечки в парадных.
Меню «Лады» изысканным не назовешь. Но гурманов здесь и не ждали. Заветренный «Столичный» салат, синевато-жилистые куриные бедра, тепловатые водка и шампанское. По сидевшим в печени «рыбным дням» (вторник и четверг), подавали котлету «Бригантина» с рисово-морковным гарниром. Котлета имитировала вариант «Киевской» и была замешена из ошметков глубоководных рыб.
Не добавляло популярности следующее жуткое зрелище. На барной стойке лежала голова с полуметровым платиново-сиреневым шиньоном и закрытыми совиными веками. Лупатое око приоткрывалось лишь во время разлива. При этом бутылка, мистически, как бы сама собой, зависала над сделанной под заказ мензуркой с двойным дном. Двухвершковая буфетчица Бэлла Леонардовна в своем деле была магом и чародеем. Именно благодаря ей, кафешку в народе называли «лабораторией профессора Доуэля».
В восьмидесятых аквариум расширили, спародировав пиццерию и в дальнейшем многократно переформировали. Сейчас здесь биллиардная и пивной ресторанчик.
Давайте расширим кругозор и заглянем на соседние улицы. Кто сейчас поверит, что внизу Малоподвальной, во дворе, располагался классический украинский хуторок. С хатой мазанкой, коровой и козами! Куры и индюки в поисках прокорма бродили по холму, который венчала старая TV вышка.
На пернатых частенько охотились школяры прогульщики, игравшие среди бурьяна и лопухов в краснокожих. При этом, герои Фенимора Купера и Майн Рида уже считались полным «отстоем». Новыми кумирами были персонажи вестернов киностудии «Дефа». Главный индеец всех времен и народов – югославский физкультурник Гойко Митич, являл на экране чудеса сноровки в уничтожении ненавистных «бледнолицых». Его соплеменников изображали подкрашенные охрой арийцы германской демократической республики. Эти киноверсии вестерна (с душком «штази») окончательно затмили отечественные боевики о пионерах-героях и суперменах периода гражданской войны.
В семидесятых загадочного пейзанина раскулачили, доморощенных индейцев загнали в школьные резервации, а на месте усадьбы возвели высотный совминовский гараж.
В годы, когда понятие «глобальное потепление» вообще не существовало, Малоподвальная всю зиму служила для детворы хорошо раскатанным саночным спуском. Все дворовые спортивные площадки стояли на балансе ЖЭКов, поливались дворниками кипятком, создавая условия для хоккея и фигурных пассажей. Сегодня, когда элементарный полив дворов и улиц, городскими властями объявлен недопустимым расточительством, былая забота о здоровье нации ностальгически умиляет.
В доме дореволюционной постройки, на переулке Шевченко, находился приют для командированного бравого офицерства – гостиница «Красная Звезда». Что тогда скрывалось за окнами с чахлой геранью и пыльными гардинами не знаю, врать не буду. Ныне это филиал, построенного в восьмидесятых на Майдане (пл. Калинина) одноименного гостиничного комплекса, в девяностых, само собой, переименованного в Козацкий. Именно в это развеселое время довелось познать его тайны.
Наяву были все «прибамбасы» смутной эпохи. Обширный холл был разбит на лавчонки «толкавшими» китайско-турецкий ширпотреб. В ресторане бритоголовые рэкетирские «стрелки» соседствовали с краснопиджачными бизнесменскими банкетами по «безналу» [6]. Так же наблюдалось изобилие недорогих шлюх.
Какой-нибудь командированный майоришко, сдуру решивший здесь подхарчиться, был явлением случайным и чужеродным. Робко и поспешно прожевав комплексный обед, спешил ретироваться, абсолютно не соответствуя националистическому месседжу дескать «козацкому роду нема переводу». Что поделать. Новое время обнулило престиж и платежеспособность бравых вояк.
А ведь были времена, когда защитники Отечества по «черному» зажигали в своем излюбленном «Кракове», что на проспекте Победы. Здесь вечером витал казарменный юморок и запах дешевого гуталина. После принятой на грудь «третьей», на тур вальса приглашались крупноформатные блондинки, коих здесь всегда было в избытке. Гусаря, глотали из женской туфли излюбленный армейский коктейль «Северное сияние» – водка + шампанское. К закрытию, расхристанное воинство с оловянными глазами, багровым румянцем и болтающимися на резинках форменными галстуками, начинало искать приключений на свой зад. И, конечно, всегда находило.
Киевский дом офицеров… Слепленный по мотивам неоклассицизма, с пузатым, обрамленным тяжелыми колоннами входом и барельефными анфасами красноармейцами в скифских «буденовках» по молдингу. Выкрашенное синей краской здание никак не назовешь украшением «Липок» – элитарно-партийной части города.
Биллиардная, паршивый ресторан, кинозал и прочие атрибуты культпросвета здесь присутствовали, но главной фишкой для молодых «литерков» была ярмарка невест на еженедельных танцевальных вечерах. Мечтавшие вырваться из опостылых окраинных общаг, ткачихи, асфальтоукладчицы, вороватые детсадовские поварихи и прочие дочери полей, выстраивались вдоль стен.
Пропотевшие крепдешиновые воланы, стойкий микс из «Красной Москвы», польских «Быть может» и «Шипра».
Объявлен «белый» танец. Короткопалые, с обгрызанным маникюром и замазанными «цыпками» длани, с цепкостью бультерьера повисают на мундирах вчерашних курсантов.
– Эх, младший лейтенант, мальчик молодой!
Через неделю знакомства, молодому мальчику объявлялось об менструальной задержке, намекалось на суицид и кляузе в политотдел. Звучал марш Мендельсона. Так, в раскиданных по отдаленным весям СССР воинских частях, формировалась каста гарнизонных дам.
Для прогуливающихся по центру милитаристов от майора и выше, существовал фейсконтроль в лице городского феномена Марьяны. На фоне всеобщей серой размытости она казалась экзотическим цветком на городском асфальте.
Стокилограммовая Марьяна в одежде признавала исключительно стиль девочки Мальвины. Правда, длина юбочек-колокольчиков была гораздо короче допускаемого в кукольном мире предела и максимально обнажала ляжки-окорока. Боевой раскрас и коллекция париков навсегда стерли определение возраста. На высоченных каблуках, с гиппопотамьей грацией вращая бедрами, с кокетливо оттопыренным мизинцем, Марьяна привлекала внимание определенного вида самцов. Особой популярностью она пользовалась у командированных снабженцев.
Психическое расстройство сомнений не вызывало, но отпускаемые ею реплики и прибаутки веселили не одно поколение киевлян. Если на просмотре новой французской кинокомедии, половина переполненного зала не к месту валилась в корчах от смеха, было ясно – Марьяна где-то рядом.
Сейчас уже не узнаешь, чем и когда ей насолили вояки и была ли она по натуре пацифисткой, но едва увидев погоны с двумя просветами Марьяна приходила в неистовство. Мурлыкая осточертевший кабацкий шлягер «Арми ноу», шла на сближение. Меткий харчок в глаз, футбольная пробивка остроносой туфлей в промежность, вырванные с мясом знаки отличия.
– Бонжур мон колонель!
Поруганные буквоеды УСТАВА, дуболомные полковники, застывали соляными столпами. Глумление над священным понятием ЧЕСТЬ МУНДИРА оставалось без последствий. Да и не драться же, на потеху бездельникам центра с дамой, владевшей, ко всему прочему, хорошо поставленным апперкотом. Не испытывающие пиетета перед армейским комсоставом, милицейские «городовые» сержанты усиленно отворачивались и подхихикивали.
Читать дальше: Улица (часть 3)
Примечания:
6. Популярнейший в начале девяностых вид дневного загула. Вечером ресторан работал за наличные.
К предыдущей главе: Улица (часть 1-я)
А где, скажите мне, сегодня увидишь библейских старцев, готовящих из внуков будущих гроссмейстеров древнеиндийской игры? Обучение происходило на лавочках Троицких садиков, тянувшихся от площади Богдана до Владимирской горки. В наше время на этом месте можно лишь экстерном обучиться пивному алкоголизму, под шатром очередного «ганделика», угнездившегося в исторической парковой зоне.
Завсегдатай и лицо заведения, 140-киллограмовый буддообразный дядя феноменального здоровья. Не спортивного а устойчивого к выпивке. Он известен во всех недорогих центральных распивочных как «Два графина». Его ежедневная доза – разлитый по обозначенным емкостям, литр водюли с обязательным пакетом вишневого сока. Крадущая градус закуска игнорируется. На середине второго графина, обманчиво доброе лицо приобретает колер любимой запивки и начинается витийство-монолог по национальному вопросу. Перепадает лицам кавказкой национальности, естественно иудеям, на всякий случай разным «кацапам» и прочим инородцам. «Отдыхающим» вокруг люмпенам это глубоко неинтересно, а потенциальные мишени пьяного изрыгания в подобные места не заглядывают. К счастью для оратора.
На углу Софиевской и Михайловского переулка в начале пятидесятых возвели обутое в гранитный цоколь здание, растянувшиеся почти на квартал. В нем создали комфортные условия для проживания и творчества членам союза композиторов УССР.
Метраж квартир определялся степенью преданности режиму и партийным стажем. Талант и профпригодность значения не имели. Да и как можно ставить рядом жалких музыкантишек-формалистов, неведомыми путями проползшими в здоровый творческий монолит, кишевший стукачами и конъюнктурщиками, с ныне справедливо забытыми корифеями. Чьи панегирические псалмы лились из городских радиоточек, спозаранку прочищали уши (но не мозги) сограждан.
Це Україна
Радянська земля
Слава лети до вершини Кремля
Гей що за люди
Зірки на грудях
Партії нашей слава й хвала…
Как и вся страна, два раза в год, улица принимала участие в отработанном гипер шоу, масштабы которого и не снились современным продюсерам. Это были демонстрации трудящихся по случаю празднования Первомая и победы Октября.
Общая масса относилась к этим красным дням календаря лояльно. Они гарантировали выходной и повод для узаконенного пьянства. О шаманской, идеологической прокладке действа старались не задумываться. Все происходило почти рефлекторно.
Праздничные колонны формировались на Владимирской (Короленко). Рекрутов из разных НИИ, фабрик, заводов и учебных заведений, завхозы предприятий под бдительным надзором местных партайгеноссе, вооружали кумачовыми лозунгами-растяжками, знаменами и портретами кремлевских небожителей. Так же присутствовали хитроумные фанерные и пенопластовые конструкции на велосипедных или байковых колесах. Панорамные шедевры идеологической рекламы тащили грузовики.
Прежде чем вывалиться на Крещатик, человеческая масса отстаивалась в узком коллекторе Софиевской. Времени хватало рассеяться по дворам и парадным что бы пропустить пару-тройку стаканов. Живущие по соседству из окон и балконов перекликивались со знакомыми и спешили примкнуть к ним, прихватывая бутылки и закусь с праздничного стола.
Местная детвора заранее запасалась рогатками и пистолетами- скобочниками из которых расстреливала гроздья парящих над улицей надувных шаров,. Более практичные активно собирали пустые бутылки, складируя их в мастерской художника дяди Юры, с пониманием относившегося к нуждам подрастающего поколения. Заработок от сдачи тары доходил до 50 рублей и честно распределялся между членами синдиката.
После разогрева, толпа в едином порыве, когортами, проплывала мимо горсовета. Здесь, на трибунах, в неизменных шляпах с несгибаемыми тульями или по сезону норковых «домиках», возвышались «отцы» города и республики. Неблагодарные народные острословы вывели кощунственный тезис – «норки стоят, кролики идут!»
Вершители судеб, «приняв» в спецбуфете, отрыгивали икорно-севрюжным развратом. Они уже оценили прелести открывавших парад мажореток-физкультурниц и сейчас, вяло и снисходительно приветствовали копошащуюся под ногами паству.
Из репродукторов гремели бравурные марши, саги об Ильиче и тревожной комсомольской юности.
На мой взгляд, режиссура демонстрации нерушимого единства партии и народа использовала прием исполнения негритянских церковных песнопений (госпелов) и музыки спиричуел. Это знаменитый призыв-отклик CALL-RESPONSE. В данном случае солист речитативом выводил в рупор здравницы режиму, а хором служила толпа, нестройно, но с энтузиазмом, вторящая «Ура!»
Посередине Софиевской проходила условная демаркационная линия разделявшая Печерский и Ленинский районы. Таким образом, «нахавозив» на одной стороне и перейдя на другую, ган оказывался в другой юрисдикции. Разницы особой не было, разве что в Ленинском райотделе «обезьянник» был почище да вечный дежурный, подполковник Полисский, похожий на телеобозревателя Зорина, считался человечнее печерских коллег.
Долго время Софиевской не хватало лишь одного - личной «точки» для культурного алкогольного релакса. И вот, в конце семидесятых, началось строительство павильона-аквариума, Деклассированный местный элемент возбужденно строил догадки.
Претендующую на ресторацию кафешку нарекли заезженным славянским брендом «Лада». Заведение сразу обратило в прах все мечты о демократичной пивнухе. Переплачивать ресторанную наценку «вольные стрелки» не желали и благополучно вернулись на привычные ящики за «Гастрономом» и обжитые теплые местечки в парадных.
Меню «Лады» изысканным не назовешь. Но гурманов здесь и не ждали. Заветренный «Столичный» салат, синевато-жилистые куриные бедра, тепловатые водка и шампанское. По сидевшим в печени «рыбным дням» (вторник и четверг), подавали котлету «Бригантина» с рисово-морковным гарниром. Котлета имитировала вариант «Киевской» и была замешена из ошметков глубоководных рыб.
Не добавляло популярности следующее жуткое зрелище. На барной стойке лежала голова с полуметровым платиново-сиреневым шиньоном и закрытыми совиными веками. Лупатое око приоткрывалось лишь во время разлива. При этом бутылка, мистически, как бы сама собой, зависала над сделанной под заказ мензуркой с двойным дном. Двухвершковая буфетчица Бэлла Леонардовна в своем деле была магом и чародеем. Именно благодаря ей, кафешку в народе называли «лабораторией профессора Доуэля».
В восьмидесятых аквариум расширили, спародировав пиццерию и в дальнейшем многократно переформировали. Сейчас здесь биллиардная и пивной ресторанчик.
Давайте расширим кругозор и заглянем на соседние улицы. Кто сейчас поверит, что внизу Малоподвальной, во дворе, располагался классический украинский хуторок. С хатой мазанкой, коровой и козами! Куры и индюки в поисках прокорма бродили по холму, который венчала старая TV вышка.
На пернатых частенько охотились школяры прогульщики, игравшие среди бурьяна и лопухов в краснокожих. При этом, герои Фенимора Купера и Майн Рида уже считались полным «отстоем». Новыми кумирами были персонажи вестернов киностудии «Дефа». Главный индеец всех времен и народов – югославский физкультурник Гойко Митич, являл на экране чудеса сноровки в уничтожении ненавистных «бледнолицых». Его соплеменников изображали подкрашенные охрой арийцы германской демократической республики. Эти киноверсии вестерна (с душком «штази») окончательно затмили отечественные боевики о пионерах-героях и суперменах периода гражданской войны.
В семидесятых загадочного пейзанина раскулачили, доморощенных индейцев загнали в школьные резервации, а на месте усадьбы возвели высотный совминовский гараж.
В годы, когда понятие «глобальное потепление» вообще не существовало, Малоподвальная всю зиму служила для детворы хорошо раскатанным саночным спуском. Все дворовые спортивные площадки стояли на балансе ЖЭКов, поливались дворниками кипятком, создавая условия для хоккея и фигурных пассажей. Сегодня, когда элементарный полив дворов и улиц, городскими властями объявлен недопустимым расточительством, былая забота о здоровье нации ностальгически умиляет.
В доме дореволюционной постройки, на переулке Шевченко, находился приют для командированного бравого офицерства – гостиница «Красная Звезда». Что тогда скрывалось за окнами с чахлой геранью и пыльными гардинами не знаю, врать не буду. Ныне это филиал, построенного в восьмидесятых на Майдане (пл. Калинина) одноименного гостиничного комплекса, в девяностых, само собой, переименованного в Козацкий. Именно в это развеселое время довелось познать его тайны.
Наяву были все «прибамбасы» смутной эпохи. Обширный холл был разбит на лавчонки «толкавшими» китайско-турецкий ширпотреб. В ресторане бритоголовые рэкетирские «стрелки» соседствовали с краснопиджачными бизнесменскими банкетами по «безналу» [6]. Так же наблюдалось изобилие недорогих шлюх.
Какой-нибудь командированный майоришко, сдуру решивший здесь подхарчиться, был явлением случайным и чужеродным. Робко и поспешно прожевав комплексный обед, спешил ретироваться, абсолютно не соответствуя националистическому месседжу дескать «козацкому роду нема переводу». Что поделать. Новое время обнулило престиж и платежеспособность бравых вояк.
А ведь были времена, когда защитники Отечества по «черному» зажигали в своем излюбленном «Кракове», что на проспекте Победы. Здесь вечером витал казарменный юморок и запах дешевого гуталина. После принятой на грудь «третьей», на тур вальса приглашались крупноформатные блондинки, коих здесь всегда было в избытке. Гусаря, глотали из женской туфли излюбленный армейский коктейль «Северное сияние» – водка + шампанское. К закрытию, расхристанное воинство с оловянными глазами, багровым румянцем и болтающимися на резинках форменными галстуками, начинало искать приключений на свой зад. И, конечно, всегда находило.
Киевский дом офицеров… Слепленный по мотивам неоклассицизма, с пузатым, обрамленным тяжелыми колоннами входом и барельефными анфасами красноармейцами в скифских «буденовках» по молдингу. Выкрашенное синей краской здание никак не назовешь украшением «Липок» – элитарно-партийной части города.
Биллиардная, паршивый ресторан, кинозал и прочие атрибуты культпросвета здесь присутствовали, но главной фишкой для молодых «литерков» была ярмарка невест на еженедельных танцевальных вечерах. Мечтавшие вырваться из опостылых окраинных общаг, ткачихи, асфальтоукладчицы, вороватые детсадовские поварихи и прочие дочери полей, выстраивались вдоль стен.
Пропотевшие крепдешиновые воланы, стойкий микс из «Красной Москвы», польских «Быть может» и «Шипра».
Объявлен «белый» танец. Короткопалые, с обгрызанным маникюром и замазанными «цыпками» длани, с цепкостью бультерьера повисают на мундирах вчерашних курсантов.
– Эх, младший лейтенант, мальчик молодой!
Через неделю знакомства, молодому мальчику объявлялось об менструальной задержке, намекалось на суицид и кляузе в политотдел. Звучал марш Мендельсона. Так, в раскиданных по отдаленным весям СССР воинских частях, формировалась каста гарнизонных дам.
Для прогуливающихся по центру милитаристов от майора и выше, существовал фейсконтроль в лице городского феномена Марьяны. На фоне всеобщей серой размытости она казалась экзотическим цветком на городском асфальте.
Стокилограммовая Марьяна в одежде признавала исключительно стиль девочки Мальвины. Правда, длина юбочек-колокольчиков была гораздо короче допускаемого в кукольном мире предела и максимально обнажала ляжки-окорока. Боевой раскрас и коллекция париков навсегда стерли определение возраста. На высоченных каблуках, с гиппопотамьей грацией вращая бедрами, с кокетливо оттопыренным мизинцем, Марьяна привлекала внимание определенного вида самцов. Особой популярностью она пользовалась у командированных снабженцев.
Психическое расстройство сомнений не вызывало, но отпускаемые ею реплики и прибаутки веселили не одно поколение киевлян. Если на просмотре новой французской кинокомедии, половина переполненного зала не к месту валилась в корчах от смеха, было ясно – Марьяна где-то рядом.
Сейчас уже не узнаешь, чем и когда ей насолили вояки и была ли она по натуре пацифисткой, но едва увидев погоны с двумя просветами Марьяна приходила в неистовство. Мурлыкая осточертевший кабацкий шлягер «Арми ноу», шла на сближение. Меткий харчок в глаз, футбольная пробивка остроносой туфлей в промежность, вырванные с мясом знаки отличия.
– Бонжур мон колонель!
Поруганные буквоеды УСТАВА, дуболомные полковники, застывали соляными столпами. Глумление над священным понятием ЧЕСТЬ МУНДИРА оставалось без последствий. Да и не драться же, на потеху бездельникам центра с дамой, владевшей, ко всему прочему, хорошо поставленным апперкотом. Не испытывающие пиетета перед армейским комсоставом, милицейские «городовые» сержанты усиленно отворачивались и подхихикивали.
Читать дальше: Улица (часть 3)
Примечания:
6. Популярнейший в начале девяностых вид дневного загула. Вечером ресторан работал за наличные.
Вернуться назад