Заметки Антигероя
Но ты мне, улица родная,
И в непогоду дорога.
А. Фатьянов
И в непогоду дорога.
А. Фатьянов
клероз еще не подкрался.
Для тренинга начинаешь крутить калейдоскоп воспоминаний и мозаика пубертатного периода оказывается достаточно яркой.
Софиевская улица, креном уходящая к площади Богдана Воссоединителя, долгий период (равно как нынешний «Майдан») носила имя «Всесоюзного старосты» Калинина. Перлюстрация коммунистической мифологии определила доброго дедушку, друга детей и пуританина в педофила и всесоюзного негодяя. Улице вернули историческое название. Учитывая выверты нашей колготной истории, надолго ли?
По некогда забулыженному тротуару, тихо шелестели троллейбусы, а редкие автомобили не предвещали грядущего автомобильного коллапса. Изредка, на потеху зевак, почти патриархальная уличная тишина взрывалась грохотом катящихся по спуску, мусорных баков. Помойные емкости дворники выставили практически на проезжую часть, для гастролирующего мусоровоза.
В верхней части Софиевской располагался гастрономчик с неплохой для тех лет винной картой и радующими взор эмалированными емкостями соленых грибов различных модификаций. Сведущие владельцы малолитражек (чаще всего «горбатых запорожцев» и антикварных «москвичей»), забыв поставить на «ручник» своих любимцев, спешили атаковать прилавок. Согласно законов физики, брошенные «брички» начинали самостоятельный, с ускорением, спуск. Распахиваемые по ходу дверцы, сбивали мусорные баки. Внизу улицы все смешивалось в кучу, страдали электроопоры, каштаны, но обходилось без травматизма. Не та была плотность населения.
Как и любая центральная улица, Софиевская могла гордиться кружевной тенью вековых каштанов, прохладными парадными с легким ароматом кошачьей урины и щербатыми мраморными ступенями, хранившими память о лучших временах, чистыми тротуарами и уникальным народонаселением. Многоликим, интернациональным и колоритным. Сегодняшнего отчуждения еще не было и все жители бывших доходных домов разбитых на коммуналки, дворов колодцев и прилегающих переулков были на виду. Со всеми достоинствами и пороками.
Во дворике, через забор которого виднелась крыша домика-музея Кобзаря, в комнатушке-клети существовала (жизнью это не назовешь) основательно «припаренная» тетя Паша – абсолютно гоголевский персонаж. Облачённая в расшитые свитки, юбки-плахты, увитая разноцветными лентами, с килограммовыми монистами, она казалась пришельцем из Сорочинской ярмарки. Макияж старой клоунессы состоял из наносимого буряком, обильного румянца, а воспетая национальная «чернобровость» достигалась с помощью горелых спичек.
Единственной и всепоглощающей страстью для Паши были кошки. Из комнатенки, выходящей прямо во двор, тянуло невыносимым смрадом, а любители животных, рискнувшие заглянуть в рассадник мяукающей фауны, умилялись обилию коробочек, обмотанных рушниками с национальной символикой, в которых копошились усатые юниоры. Вырезанные из журналов и открыток изображения кошек всех мастей, были с любовью сколлажированы и декорированы искусственными цветами.
Все это поголовье подсчету не подлежало, пиратствовало в округе и преследовалось местным ганам Кухтой, сильновыпивающая семья которого, не могла себе позволить «беспонтовую» роскошь – холодильник и привантовывала нехитрый продуктовый запас к форточке на первом этаже.
На углу Софиевской и Михайловского переулка, во дворике, стоял барак, где размножалось типичное скорее для Ленинграда (пардон Санкт-Петербурга) семейство дворников татар во главе с худосочным Рашидкой, отдающим все силы на воспроизведение потомства и мамонтоподобной, вечно беременной Зульфией.
Не менее экзотично выглядела горбунья, водящая за руку плод интернациональной любви – мулаточку, одетую в школьную форму с повязанным пионерским галстуком.
К сапожникам ассирийцам, живущих в верхних дворах с их грустными, тягучими песнями все также давно привыкли. Почти одесскими, бабелевскими типажами Софиевская никогда не была обделена. Статистики сейчас не проведешь (еще в антисемиты запишут), но каждый дом гарантировано репрезентовал несколько кланов.
Заносчивых Райхманов, нервных Азадовских, соответствующих своей фамилии мудрых Меламедов [1], веселых Симкиных и других. Почти все они были потомками выходцев из черты оседлости – маленьких местечек, занесенными в центр города революционными вихрями.
Дора Соломоновна, добрейшая старуха на слоновьих ногах, постоянно пыталась угостить дворовую детвору кусочками окаменелой мацы, хранимой ею с Пейсаха. – Дети печеньки хочите? Это же не просто кинделэ, это таки настоящие купидоны!
А вот выполз на весеннее солнышко скорняк-нелегал Зюня. Одетый с претензией на профессуру, в пальто с шалевой мерлушкой, каракулевый «пирожок», но с вечной хрестоматийной соплей под вислым носом, он опирается на трость с «львиным» набалдашником и внимательно изучает уличных огольцов. Сравнивая маленьких «хазерят» с личным диоптрическим внуком Фимой, отступником от дворовых идеалов, естественно, осваивающего скрипичные азы.
Флейшманы были известны благодаря крепкозадому недорослю Аркаше. Он пользовался репутацией теневого дельца, почти валютчика и за любовь к белым портам, в которых щеголял круглогодично, получил прозвище «Бендер». Его младшая сестренка Инесса также была хоть куда. С разномастными томными глазенками и ранним налетом вульгарности, она еще подростком начала осваивать азы древнейшей профессии, была заводилой в детской эротично-познавательной игре «зажимбол» и вскоре из дворовой «никейвочки» [2] вошла в пантеон валютной проституции как Инна – Вороний глаз.
Живший в полуподвале кагал Шварцманов был молчалив и угрюм. В подростковом восприятии они казались неким сицилийским кланом из кинострашилок прогрессивного деятеля кинематографа Дамиано Дамиани.
Одноногий Наум и шестеро сыновей имели разные группы инвалидности, что давало право на индивидуальную трудовую деятельность и составляли костяк артели, варившей масляную краску на окраине Куреневки. Это гарантировало фаршированную щуку по субботам и другие маленькие радости, но вызывало острую зависть соплеменников.
– Алэм гоим, мише гоим, алэм идэм инвалидэм [3]! «Доброжелатели», конечно, были неправы. Как еще можно было прокормить бесчисленную «мичпуху». Может вы знаете?
Сходство с итальянскими антигероями Шварцманы усугубляли общей низкорослостью, недельной небритостью, измятыми пиджачными парами и надвинутыми на брови засаленными кепчонками. Не хватало лишь короткоствольных «лупар» и удавок «гаррот».
Впрочем, улица хранила легенду о том, как давно выросшая прослойка местных босяков, проводя с помощью «фомича» ревизию личных дворовых сараев, нашла в шварцмановском отсеке нечто поинтереснее банок с огурцами и домашней наливки. Это был, завернутый в промасленную ветошь, заряженный «люгер» (он же «парабеллум») морской модели. Дальнейшая судьба «волыны» с полуметровым стволом покрыта мраком, но на семито-сицилийскую семью на годы опустился ореол некого геройства. Sivis pacem para bellum! [4]
Где вы теперь, милые сердцу семьи и типажи? Зачем вы рассеялись по миру? Как не хватает ваших маленьких «зухеров», неповторимого юмора и колорита.
Уже не встретишь на городских рынках жопатых (большой «тухес» [5] это нахес) домохозяек с обязательной плетеной корзиной на сгибе локтя.
Сняв пробы со сметаны, перековыряв весь творожный ассортимент они задерживались у рядов с курятиной и тут начиналось шоу.
– И сколько по вашему стоит этот дохлый цыпля? – задавался обманчиво простой вопрос.
– Пять рублей.
По жизни отвисшая губа достигает нижнего брезгливого предела…
– И что вы женщина мине морочите голову! Вы только гляньте, за этого синяка (полноценный домашний петух) она хочит целую пятерку!
– Так вин жэ красывый! – не сдается, также крупнотелая, деревенская «гапка»
– Раздели пополам, добавь к куренку десяток яичек, возьми трояк и будь сибе здорова!
Окончательно запутав ошалевших от напора селюков, «мадамы» гордыми каравеллами выплывали с рынка. При этом их соломенные «кошики» были набиты под завязку.
Читать дальше: Улица (часть 2-я)
Примечания:
1 Учитель (идиш).
2 Девочка облегченного поведения (идиш).
3 Все русские дураки, все евреи инвалиды! (искаженный идиш).
4 Хочешь мира, готовься к войне! (лат.).
5 Классический и породистый «тухес» имеет форму усеченного конуса, но широк и плосок. Начинается от подмышек и без намека на талию переходит в иксообразные нижние конечности
0 коментарів