Заметки Антигероя

К предыдущей главе: Fashion (часть 3-я)

С мировым подорожанием горюче-смазочных материалов на СССР закапал нефтедолларовый дождик и принес западные парфюмерные миазмы. Тлетворные, но волнительные.

Пятнадцатирублевый (или четвертак за большую емкость) «Балафре», «Ван мэн шоу» и «Арамис», выстраивались на ванных полочках киевских плейбоев. Женщин осчастливили «Сальвадором Дали», «Клема» и пятым номером Шанели. Тут цена начиналась с сорока рублей и большинство лучшей половины, могло лишь облизываться на красивые фанфурики и по черному завидовать хвалящейся товарке:

– Он подарил мне настоящие французские!

Тяжеловесные и крайне устойчивые «Фиджи» больше подходили для дам бальзаковского возраста, но спешившие на свиданки девчонки, втихую пользовались маминым богатством. Таковых моментально разоблачали и отправляли отмываться.

Что же, на мой взгляд, характерно для восьмидесятых? Прежде всего, трапециевидные силуэты, надутость и даунизм. Первые «дауны», эти интерпретированные к городской жизни, альпинистские куртки на гагачьем пухе, менялись у подпоенных американских туристов на солдатские и офицерские шинели. Именно янки экспортировали моду на пуховики всему человечеству.

Уже мелькали на киевских улицах, нефтедолларовые японские «Аляски» – синие или оливковые нейлоновые куртки, на оранжевой синтепоновой подкладке, с капюшоном, отороченным вместо волчьего меха какой-то стекловатой. Они стали дополнением к дубленке в гардеробах киевских денди.

Постепенно становились нормой цветовая несовместимость. Мода рекомендовала женщинам сочетать розовое, желтое, бирюзовое и красное. Пуговицы заменили на кнопки, брюки обрастали защипами, становясь непривычно широкими в верхней части. Назывались они «Гэтсби» и можно предположить, что это было навеяно романом Фитцджеральда. Мода циклична, бродит по кругу, повторяется через какой-то промежуток. И брючный крой «танцующих» двадцатых, ворвался в восьмидесятые. Не знакомые с американской классикой, язык ломать не пожелали и переименовали «Гэтсби» в «бананы».

Все вдруг резко возлюбили крокодила. И не того, который Гена. Игроков в лаун-теннис в городе можно было пересчитать по пальцам, но маечку с пришпиленной рептилией старался достать любой подвижник моды.

Тенниски «Lacoste» до этого были популярны у французских рантье-буржуа шестидесятых годов, а мы ничего не знали о бренде, созданном еще в двадцатых годах прошлого века ветераном ракетки, за напористость прозванного «аллигатором».

Летуны-международники, обеспечивая спрос, поперли из азиатских рейсов, трикотажный контрафакт. С турецким фальсификатом (впрочем, не таким уж плохим) мы познакомимся значительно позже, равно как и с фирменными магазинами, предлагающими вьетнамскую вариацию культовой марки восьмидесятых. Учитывая заломленную цену, особого ажиотажа не наблюдается.

Движение «панк», трактуемое на английском как шпана, обошло наш город стороной. Декоративные бритвенные лезвия на цепочке и прочую белиберду можно не брать во внимание. Кислотные петушиные гребни изредка станут попадаться лишь на закате перестройки, опоздав к эпатажу лет на пятнадцать. Но в прическах модниц 80-х просматривались отголоски шпанистого стиля. Это был псевдобеспорядочный, торчащий паклей начес, именуемый «Выйды, падло, з кукурудзы».

Наступило время военизированной желтой обуви. Фермерские полуботинки «боканчи», набуковые туристические «инсулейты», привозили румынские челноки, всеми неправдами добывая эксклюзив в городе Тимишуары, где стояла фабрика ориентированная исключительно на западный рынок.

Летним шиком считались классический (опять же румынский) «топсайдер», сфарцованные или купленные у выездных физкультурников кроссовки. Середина 80-х это пиджак, с по локоть завернутыми рукавами, узенькие галстуки «гудки» и клетчато-полосатые бананы. Шузня с «лапшой» и бараньи мужские прически под звезд итальянского «канцоне».

На городских дискотеках затряслись конечности обтянутые поверх кружевных колгот, флуоресцентными «лосинами» для аэробики. О соответствующему теплообмену «пахтакору» можно лишь догадываться. При этом, излишне мясистые ляжки маскировались бесформенно растянутыми, предельно декольтированными, кофтами-платьями.

«Чековый» магазин доживал последние денечки, изобилием не радовал, но еще подкармливал киевских «ломщиков» [32].
Разрешенное властями кооператорство изобретательно мастерило из подручных средств атрибуты «красивой» жизни.

Расцвел шелкографный промысел. На цветную клеенку наносилась символика мировой моды и собирались дамские косметички. В чанах с вонючей химией кисла дерюга для пошива «варенки». Джинсовый дефицит на стихийных базарах был восполнен изделиями в подозрительных пятнах, задуманных как имитацию технологичного процесса «Stone wash».

С развитием предпринимательства начала развиваться особая «пацанячья» мода. Пэтэушники, побросав напильники и метчики, уходили в рэкетиры-вымогатели и первым делом обзаводились спортивными шароварами, баскетбольными кроссовками и куртками из кирзы. А тут еще приоткрыли границу и народонаселение ломанулось в некогда братскую Польшу, выгребая на товарообмен, остатки бытовой электроники, водки и сигарет. В одночасье в Киеве исчезла зубная паста, зато появился низкокачественный турецкий трикотаж, джинсы «Мальвина» и газовые пистолетики-пукалки. В общем, мода этого периода была хаотична и некомплектна.

В начале девяностых уже начались просматриваться некие стилевые тенденции. Мешковатые двубортные костюмы с канареечными галстуками, длиннополые пальто модели «нал-безнал» и униформа западных гостиничных портье – пресловутый малиновый пиджак. Вернулась мода на так называемые «педерастки» – сумочки, носимые на запястье.

Менее амбициозные довольствовались турецкой овечьей выделкой и вислыми скатывающимися свитерами.

Становилась популярной, подтверждая версию в цикличности моды, лётная американская тематика времен второй мировой. Куртки «пилоты» на цигейке повторяли модель носимой пилотами бомбовоза Б-12 и короткополые «Авирексы» с невероятным количеством карманчиков и картинок нашлепок. Эти куртки окончательно вытеснили, столь уважаемые кавказскими негоциантами, кожушки «мокрий дубленка» помаранчевого окраса.

С середины девяностых челночная география значительно расширилась. Помимо дешевого китайско-турецкого хлама, в выросших с грибной скоростью «бутиках», появилась вещички с лейблами от «Армани», «Трусарди» и «Хьюго Босса». В лучшем случае все это оптом скупалось на итальянских толкучках или в китайской экономической зоне Гуанчжоу.

«Правильными пацанами» торгового марка «Версаче» не уважалась и считалась «пропидарской». Зато для власть имущих и их холуев, присутствие головы медузы Горгоны в одежде и быту, на длительное время стала знаковым отличием. Согласно воспитанию и полученному образованию этот вычурный, крикливый, грешащий меандром и позолотой стиль, стал воплощением понятий о роскоши и избранности.

Это было счастливое время для торговцев мебелью, работающих по итальянским каталогам. Хапуги чинуши, недоотстреленные «новые украинцы» и депутатствующие «слуги народа» спешили обзавестись спальнями-альковами, гостиными и узорчатыми гардинами от «Версаче». Особенное воображение при обустройстве интерьеров не включалось. Главное, что бы все было не хуже чем у соратников по добыче денежных знаков.

Наступивший миллениум и следующее десятилетие, окончательно расставило акценты, кто есть ху. Основной массе стало уже не до модных веяний. При этом расплодилась невероятное количество доморощенных дизайнеров одежды. В телевизоре мелькают дефиле, помято-подержанные лица модельерш и их коллег, порочных бесполых кутюрье с фейсами трактористов.

Что поделать, такие времена. Кто колеблется между «Луи Витоном» и «Гальяно», а кто помойной крысой роется в секонд-хенде.

Читать дальше: 1977

Примечания:

32. Ломка – разновидность аферы. Продающий, по удвоенной спекулятивной цене чековые рубли обыватель, попадал под еще действующую статью о валютных махинациях. Покупатель (ломщик) проявлял акопяновскую сноровку с пачкой купюр, вручая ровно половину от запрашиваемой суммы. Под криминал попадал только продавец.