А.С.Д. в Google News - натисніть Підписатися

О религиозном аспекте государственной идеологии России


Международное христианско-демократическое движение. Теория и практика

С небольшими сокращениями данная статья опубликована в журнале «Религия и право» в третьем номере за 2002 г.


Хотя мировоззрение у большей части населения нашей страны в настоящее время является светским, авторитет религии в общественной жизни, тем не менее, достаточно высок [1]. Это указывает на то, что государство должно уделять религии значительное внимание, в том числе включать ее в государственную идеологию.

Безусловно, на данном пути имеется много препятствий. Главным из них является несомненная многоконфессиональность российского общества (сюда же мы относим и атеизм, рассматриваемый нами в качестве нетеистической религии). И здесь нам необходимо найти общий принцип, который оказался бы приемлемым не только для верующих различных конфессий, но и для неверующих. Сегодня таким чуть ли не единственным и универсальным принципом называют толерантность, выводимую из той суммы знаний, которой обладает на данный момент человечество. Однако он не может быть единственным и универсальным. И вот почему.

Ни для кого не секрет, что мы обладаем всего лишь относительным знанием, относительной истиной. Абсолютным же знанием, абсолютной истиной в полном смысле обладает только Бог. И пусть атеисты отвергают существование Всевышнего, но они не могут отрицать наличие многочисленных доказательств как о Его бытии, так и свидетельств о бытии иных существ [2]. Иначе говоря, нельзя сводить возникновение и существование теистической религии к гносеологическим, психологическим и социальным корням. В противном случае мы скатываемся к субъективному идеализму, агностицизму, релятивизму или атеизму и, в конечном счете, к постмодернизму. И совершенно не случайно именно сейчас «наступил период невиданного прежде процесса стремительного обесценивания знаний классической науки; мир вдруг утратил свою прежнюю ясность, прозрачность, определенность. Науки, причем не только гуманитарные и социальные, но и естественные вынуждены были включить в систему своих принципов принцип неопределенности» [3].

Новая ситуация в современной западной культуре находит отражение в виде следующего парадокса: «Залог прочного мироустройства в принятии неопределенности бытия!» [4]. На этой же позиции стоит, например, культуролог В.С.Библер, считающий необходимым отказаться от гегелевской парадигмы включения старого знания в структуру нового, перейдя к прямому диалогу между ними [5]. Об этом весьма красноречиво свидетельствует поликультурное образование в США, основанное на экзистенциалистских идеях свободного выбора, трансцендентальном понимании человека, постулате об относительном характере культуры. При этом в качестве эпистемологической базы выступают идеи конструктивизма и деконструктивизма. Теоретики такого образования утверждают, что постмодернистская эпоха создает необходимые условия для формирования толерантных отношений во всех сферах жизни общества, включая семейную (новые типы семьи и т.д.) и религиозную (например, рукоположение женщин в священники).

Возьмем в качестве примера преподавание истории в тех же Соединенных Штатах, которое ориентировано на усвоение учащимися мысли о том, что не существует объективной истории, а имеются лишь ее различные субъективные интерпретации, каждая из которых является только частью многоликой истины. Следует подчеркнуть, что данный метод обладает как сильными, так и слабыми сторонами. Первые состоят в развитии навыков критического мышления, вторые — в моральном и политическом релятивизме, несущем опасность декультурации молодого поколения и предоставляющем выбор асоциальных образцов культуры в качестве подражания. Этому соответствуют и некоторые практические рекомендации, выработанные американскими исследователями К.Ситарамом и Р.Когделлом. Приведем их «Кодекс этики межкультурного коммуникатора», который направлен на выработку толерантного отношения к «чужому»:

«1) Сознавать, что он не устанавливает мировых стандартов.
2) Относиться к культуре аудитории с тем же уважением, с каким относился бы к своей собственной.
3) Не судить о ценностях, убеждениях и обычаях других культур, отталкиваясь от собственных ценностей.
4) Всегда помнить о необходимости понимать культурную основу чужих ценностей.
5) Никогда не исходить из превосходства своей религии над религией другого.
6) Общаясь с представителями другой религии, пытаться понимать и уважать эту религию.
7) Стремиться понять обычаи приготовления и принятия пищи других народов, сложившиеся под влиянием их специфических потребностей и ресурсов.
8) Уважать способы одеваться, принятые в других культурах.
9) Не демонстрировать отвращения к непривычным запахам, если те могут восприниматься как приятные людьми других культур.
10) Не исходить из цвета кожи как “естественной” основы взаимоотношений с тем или иным человеком.
11) Не смотреть свысока на человека, если его акцент отличается от твоего.
12) Понимать, что каждая культура, какой бы малой она ни была, имеет что предложить миру, но нет таких культур, которые имели бы монополию на все аспекты.
13) Не пытаться использовать свой высокий статус в иерархии своей культуры для воздействия на поведение других представителей другой культуры в процессе межкультурных контактов.
14) Всегда помнить, что никакие научные данные не подтверждают превосходства одной этнической группы над другой» [6].

Конечно, с точки зрения толерантности с данными пунктами трудно не согласиться. Диалог культур, уважение и признание важности архаичных культур действительно повышает степень толерантности в обществе, ведет к примирению религии и позитивной науки, но этим, однако, принижается значение религии. Так, например, весьма многие исследователи ставят религию и науку в один ряд. В частности, отечественный ученый В.Леонтьева пишет: «Толерантность специалиста нашей эпохи начинается с преодоления недоверия к “нестрогим” социогуманитарным и вненаучным способам освоения мира..., а также с “признания права на жизнь” за духовно-нравственным опытом, который не аргументирован с позиции науки» [7]. При изучении мистического ареала культуры начала Нового времени также обнаруживается, что «нередко “мистическое” и “научное” составляли в текстах одного и того же автора нечто нерасторжимое» [8]. В то же время культура, в которой отдавалось или отдается первенство религии, вере, воспринимается как абсолютизация религиозных черт. Однако, на самом деле, абсолютизация в полном смысле происходит только тогда, когда какая-либо отдельная религия провозглашается государственной или обязательной. Но это ни в коем случае недопустимо, ибо сказано: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22:21) [9].

Такому положению вполне соответствует статья 14 нынешней Конституции Российской Федерации, согласно которой наша страна является светским государством [10], никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом. Благодаря этому российское общество выигрывает следующее: «Во-первых, — как заявил в интервью газете «Московские новости» в апреле 2002 г. ректор Московского нового юридического института А.М.Яковлев, — Церковь избавляется от государственного патронажа. Она ответственна только пред Господом, а не перед государем, который может оказаться Иваном Грозным, считавшим, что он не только повелевает подданными, но и спасает их души. Во-вторых, государство, отделенное от Церкви, охраняет свободу и равенство всех вероисповеданий перед законом... Церковь, которая пользуется государственной собственностью, теряет роль независимого духовного лидера общества». На вопрос журналиста той же газеты: «Возможно ли, что в будущем могут стать государственными религиями — в Центральной России — Православие, в Татарстане и Башкортостане — Ислам, в Калмыкии — Буддизм?» Яковлев совершенно справедливо ответил: «Упаси Бог! Государство Россия развалится и превратится в религиозные государства».

Однако вопреки конституционным нормам, в особенности в последние годы, «грубые нарушения законодательства в сфере религиозно-церковных отношений уже перестали быть редкостью. Церковь, по Конституции отделенная от государства, все более стремится расширить круг своей деятельности. В Москве, например, под давлением церковных кругов власти отменили автобус №666 (мол, сатанинский знак); в Екатеринбурге “церковная общественность” решительно выступила против гастрольного показа спектакля Московского театра на Таганке “Солдат Чонкин”. Кому-то очень хочется “оправославить” госслужбу, образование, армию, больницы, тюрьмы. Уже и в среде законодателей раздаются голоса, требующие узаконить понятия: “традиционная (и нетрадиционная) вера”, “тоталитарная секта”» [11].

Согласно той же статье 14 Конституции РФ, светское государство определяет и содержание государственного образования, которое должно носить светский характер, исключающий влияние религии. В связи с этим особую актуальность приобретает проблема взаимоотношения школы и религии, суть которой достаточно точно сформулирована Н.Д.Никандровым: «Светская школа в настоящее время оказалась не столько перед проблемой выбора, сколько перед проблемой свободы. Отсутствие ясного социального заказа дезориентирует педагогическую общественность. Нравственное воспитание на основе индифферентного отношения к религии и норм общечеловеческой морали не дает ожидаемых результатов. Поэтому некоторые ученые и педагоги-практики считают, что попытка безрелигиозного воспитания замедлит продвижение к духовно развитому обществу. При этом они прекрасно понимают, что религиозный подход к воспитанию духовных ценностей противоречит принципам Конституции. Изменение же Конституции может означать отказ от демократических завоеваний, от той же свободы в сфере образования. Поэтому положение о светском характере образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях на сегодняшний день представляется актуальным и вполне разумным» [12].

Компромиссный выход из этого положения на данный момент предлагается следующий:

1) провозглашенный Конституцией России принцип свободы совести можно осуществить посредством введения в образовательный процесс такого предмета, как «религиоведение», который должен способствовать воспитанию у учащихся терпимого отношения к различным религиям, что требует «мировоззренческого нейтралитета» в преподавании этой дисциплины (но при этом остается без ответа вопрос: «Смогут ли эти специалисты воспитать терпимое отношение к другим религиям?»);
2) для разработки курсов религиоведения привлечь компетентных специалистов из религиозных кругов, что позволит повысить качество учебного процесса;
3) один из главных принципов религиоведческого образования должен заключаться в том, что изложение предмета необходимо осуществлять на языке толерантности, в ходе которого будет осмысливаться диалог религиозных и нерелигиозных воззрений о человеке, обществе и мире и внимание школьников будет ориентировано на совпадение взглядов [13].

Однако такой подход страдает серьезным изъяном: он направлен на воспитание толерантности, но не на поиск истины, классическое определение которой дал в свое время Аристотель: «Истина — это соответствие знаний действительности». В отличие от светских учебных заведений, образовательный процесс, совершаемый в религиозных учебных заведениях (православных воскресных школах, медресе и т.п.), навязывает преимущественно одностороннюю трактовку истины и не всегда способствует воспитанию терпимости по отношению к представителям других конфессий. Так, значительная часть российских православных имеет антиэкуменические настроения и непримирима по отношению к католикам и протестантам. В особенности это проявляется в последнее время.

Возьмем хотя бы конфликт, возникший между Русской Православной Церковью и Католической Церковью после принятия последней решения о создании в России четырех епархий: в Москве, Новосибирске, Саратове и Иркутске. В связи с этим Русская Православная Церковь выразила протест, усматривая в данном решении «попытку продолжать миссионерскую работу в России». Действия Католической Церкви она определила, ни много ни мало, как вторжение на ее «каноническую территорию». Согласно же христианскому вероучению, Церковь Христова обнимает христиан всех времен и народов, т.е. не имеет ни временных, ни пространственных границ. Следовательно, термин «каноническая территория» неправомерен; церковь — это не государство, у нее нет и не может быть юридически «закрепленной» территории. Но не в этом главное, а в том, что в России практикующих верующих, т.е. на практике исполняющих основные заповеди, по многим оценкам, всего лишь 3—5%. А это означает, что если таких верующих в нашей стране станет больше (православных, католиков, протестантов, мусульман, буддистов — не важно), то это в любом случае будет служить общему благу.

Если мы хотим блага нашему народу (а мы, конечно же, этого хотим), то мы просто обязаны обеспечить ему религиозную свободу. В противном случае мы, как и прежде, будем терять соотечественников, вынужденных по религиозным мотивам покидать Родину и служить на благо другим народам. В этом отношении нам необходимо перенять удачный опыт других стран, например, Соединенных Штатов Америки, основы нынешнего материального благополучия которых, как наглядно показали в своих работах А. де Токвиль и М.Вебер, были заложены преимущественно теми, кто покинул Европу по религиозным причинам.

Достаточно сложные взаимоотношения складываются также между российскими христианами и мусульманами. Новое обострение этих взаимоотношений связано преимущественно с противостоянием западной и исламской цивилизаций, начало которому положили трагические события 11 сентября 2001 г. Еще в 1993 г. американский философ С.Хантингтон писал в нашумевшей статье «Столкновение цивилизаций?»: «В нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой... наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями — это и есть линии будущих конфликтов» [14]. Причины неизбежных межцивилизационных конфликтов и столкновений, по мнению Хантингтона, таковы:

1) различия между цивилизациями по истории, языку, культуре, традициям и, самое главное, — религии;
2) усиление взаимодействия цивилизаций, ведущее к росту цивилизационного самосознания, к углублению понимания различий между ними и общности в рамках цивилизации;
3) процессы экономической модернизации и социальных изменений, происходящие во всем мире, размывающие традиционную идентификацию людей с местом их жительства и ослабляющие роль нации-государства как источника идентификации;
4) раздвоение роли Запада: с одной стороны, он находится на вершине своего могущества, а с другой — незападные цивилизации возвращаются к собственным корням;
5) меньшая подверженность культурных особенностей и различий изменениям (по сравнению с экономическими и политическими), вследствие чего их сложнее разрешить или свести к компромиссу;
6) усиление экономического регионализма: с одной стороны, успех экономического регионализма укрепляет сознание принадлежности к одной цивилизации, а с другой — экономический регионализм может быть успешным, если только коренится в общности цивилизаций;
7) существенное влияние роста населения на нестабильность и баланс власти. Самым надежным средством предупреждения мировой войны Хантингтон считает «мировой порядок, основанный на цивилизациях». Исламский мыслитель Г.Джемаль, рассуждая аналогичным образом, в одном из своих интервью прямо заявил о неизбежности религиозных войн в будущем и о наступлении мира лишь тогда, когда будет «новая земля и новое небо» и когда после Страшного суда произойдет «преображение Вселенной».

Для того чтобы преодолеть эти и другие подобные конфликты, давно уже предлагается множество способов, которые основываются, главным образом, на принципах консенсуса, компромисса и прагматизма. Однако всякие попытки найти взаимовыгодные решения тех или иных проблем в конечном итоге неизбежно вступают в противоречия с подчас антагонистическими интересами различных социальных групп, классов и государств. Пожалуй, наиболее эффективным, но и чреватым весьма многими отрицательными последствиями инструментом до сих пор остается сила.

«Сильный всегда прав» («у сильного всегда бессильный виноват») — таков главный постулат современной мировой политики, уходящий своими корнями в историю Римской империи и реализуемый в настоящее время единственной сверхдержавой мира — Соединенными Штатами, правда, в основном другими, неоколониалистскими методами. Если и далее следовать данному постулату, то человечество никогда не придет к сколько-нибудь прочному и долговечному миру и согласию. Иначе говоря, в установлении мира и согласия между людьми надо исходить не из того, что их разделяет, а из того, что объединяет. Но на этом пути человеческая мысль столкнулась с серьезной и пока неразрешимой проблемой — мы имеем в виду то, что принято называть «общечеловеческими ценностями».

Основная ошибка в определении «общечеловеческих ценностей», на наш взгляд, заключается в следующем: «общее» ищется в религиозных представлениях, этических нормах, менталитете, традициях, нравах, обычаях и т.п., тогда как они слишком многомерны, чтобы выявить у них общий знаменатель. Ни «круглые столы», ни дискуссии и диспуты, проводимые даже высокоавторитетными представителями различных культур и религий по данной проблеме, не дают почти никакого положительного результата. И какие бы усилия мы ни предпринимали в данном направлении, представители различных культур и религий и впредь будут понимать общечеловеческие ценности неодинаково. Компромисс здесь невозможен. Например, верующие, в особенности мусульмане, не могут вести светский, либеральный образ жизни, навязываемый сегодня западной цивилизацией остальным народам мира, а неверующие не могут принять тот образ жизни, который основан на религиозных ценностях.

Тем не менее, несмотря на названные нами сложности, ряд ученых справедливо полагают, что они вполне преодолимы. «Конечно, — пишет, например, А.Колодин, — сотрудничество такого рода предполагает определенные компромиссы со стороны его участников. В чем-то эти интересы не совпадают, а в чем-то являются общими. Это — интеграция общества с учетом его многоконфессиональности, проблема общественного согласия и толерантности, компетентности общества и власти в оценке религиозного фактора» [15]. Вопрос только в том, в чем именно должен заключаться компромисс? Ибо здесь мы вновь сталкиваемся с проблемой истины.

По этой причине поиск того, что является «общим», надо продолжать, но только в ином направлении. Выход из создавшейся ситуации нам видится в применении персоналистского подхода, в ответе на вопрос: «Что такое человек?». Именно в самом человеке, по нашему глубокому убеждению, содержится правильное решение настоящей проблемы, ибо истина обитает во внутреннем человеке: «Обо всем, постижимом для нас, мы спрашиваем не у того, кто говорит, тем самым произнося звуки внешним образом, а у самой внутренне присущей нашему уму истины... Тот же, — писал Аврелий Августин, — у кого мы спрашиваем и кто нас учит, есть обитающий во внутреннем человеке Христос (Еф. 3:16-17), т.е. непреложная Божья сила и вечная премудрость; хотя к ней обращается с вопросами всякая разумная душа, она открывается каждому из нас лишь настолько, насколько тот в состоянии принять, в зависимости от своей худой или доброй воли. И если порою мы ошибаемся, происходит это не по вине учащей нас истины, также как и не по вине света часто ошибаются наши глаза [16].

Общим принципом здесь является то, что человек — это венец творения (Бога или природы — пусть каждый решает сам), существо духовно-душевно-материальное, психобиосоциальное, что у него один прародитель и что все мы относимся к единому человеческому роду. Это и есть как раз то, благодаря чему человек человеку является братом и сестрой; это и есть как раз то, благодаря чему может быть достигнуто мирное осуществование представителей различных культур и религий. Конечно, с этим не все могут согласиться, особенно атеисты. Как говорится, «хотите верьте — хотите нет», но те, кто знает, а не просто верит, что Бог есть, никогда не смогут согласиться с каким-либо иным утверждением. Для них абсурдны такие утверждения как: «Бога нет» или «Бог умер», равно как и «парадокс Ферми»: «Если Они есть, то где же Они, почему не здесь?». Да и история человеческой мысли говорит о том, что есть мудрость, дарованная свыше, а есть мудрость, достигнутая человеческим разумом. Это две принципиально разные мудрости [17]. Какое между ними может быть равенство? Воистину сказано Аристотелем: «Платон мне друг, но истина дороже». Именно таких мудрецов, как Аристотель, по праву называют учителями; при этом «мы не должны приписывать словам значения большего, чем следует, дабы мы не только верили, но и понимали, насколько истинно сказано в божественном Писании, чтобы мы не называли на земле учителями никого, поелику один есть Учитель всех на небесах (Мф. 23:8-10). А что такое — на небесах, этому научит нас Он сам, который и чрез людей напоминает нам внешним образом, знаками, дабы, обращаясь к Нему, мы учились внутренне» [18].

Итак, есть два главных пути познания: от Бога к человеку и от человека к Богу. Первый путь характерен для библейских религий (религий откровения и соответствующей им теологии), под которыми мы понимаем «религии ближневосточного происхождения, прямо или косвенно восходящие в своем учении к группе доктрин, изложенных в Библии, усматривающие в последней истоки своего учения как в тексте божественного откровения. Эти религии суть иудаизм, христианство и ислам. Сколь бы ни были велики различия между этими тремя великими религиями, сколь бы ни осложнялись культурно-исторически и политически обусловленные противоречия между ними, совершенно очевидно, что эти три религии представляют собой один и тот же тип религиозности и находятся как в типологическом, так и генетическом родстве» [18]. Второй путь указан в религиях «чистого опыта» (даосизме, индуизме, буддизме и соответствующей им религиозной философии), т.е. «религий, в которых психологическое ядро религиозности выступает наиболее явно и непосредственно, а психотехнический опыт составляет высшую цель их практики» [19]. В идеале оба этих пути нераздельны. В равной степени должны быть также неразрывными теология, философия и позитивная наука, ибо только вместе они дают цельное знание. «Человек в своей познавательной деятельности, — писал русский философ В.С.Соловьев, — может иметь в виду или богатство фактических сведений, почерпаемых наблюдением и опытом из внешнего мира и из человеческой жизни, или же формальное совершенство знания, его логическую правильность как системы, или, наконец, его всецелость, или абсолютное содержание; другими словами, он может иметь в виду или истинность материальную, фактическую, или же истинность формальную, логическую, или, наконец, истинность абсолютную. Круг знаний, в котором преобладает эмпирическое содержание и главный интерес принадлежит материальной истинности, образует так называемую положительную науку; знание, определяемое главным образом общими принципами и имеющее в виду преимущественно логическое совершенство или истинность формальную, образует отвлеченную философию; наконец, знание, имеющее своим первым предметом и исходной точкой абсолютную реальность, образует теологию. В положительной науке центр всего есть реальный факт, в отвлеченной философии — общая идея, в теологии — абсолютное существо. Первая, таким образом, дает необходимую материальную основу всякому знанию, вторая сообщает ему идеальную форму, в третьей получает оно абсолютное содержание и верховную цель» [20].

Именно поэтому «возвышенная наука, о существовании которой толпа даже не подозревает, душам, преданным ей и возлюбившим Бога, обещает доказать совершающимся не вне божественного порядка, и доказать с такой ясностью, что самые суммы чисел при сложении не могут быть для нас вернее. Эта наука — сам божественный закон, который, вечно оставаясь у Бога неподвижно и непреложно, как бы воспроизводится в душах мудрых, дабы они могли знать, что живут тем лучше и возвышеннее, чем совершеннее созерцают этот закон в мысли и чем прилежнее исполняют его в жизни. Таким образом, наука эта тем, кто желает ее знать, повелевает следовать в одно и то же время двоякому порядку, одна сторона которого касается жизни, другая — занятий науками» [21].

Исходя из сказанного, религиозный аспект государственной идеологии России должен зиждиться на двух фундаментальных принципах: в поведении людей, в их отношениях друг к другу (в сфере нравственности) — толерантность; в познании, поисках истины — первенство религии. При этом следует подчеркнуть, что первый принцип, в целом, не противоречит ныне действующей Конституции Российской Федерации. Сложнее дело обстоит со вторым принципом, поскольку он противоречит конституционным положениям о светском государстве и светском характере образования. Чтобы устранить это противоречие, наряду с существующими государственными, религиозными и частными учебными заведениями, по нашему мнению, необходимо создать для начала несколько экспериментальных религиозно-светских (государственно-частных) учебных заведений, где бы данный принцип смог найти свое воплощение. Именно эти принципы, на наш взгляд, позволят преодолеть негативное отношение к религии как со стороны отечественного научного сообщества, так и со стороны российского общества в целом [22. В широком смысле — задача состоит в том, чтобы религиозные объединения имели самостоятельность, были такими организациями, какими они должны быть по своим законам, но государство при этом должно находиться в союзе, мире и согласии с ними.


Примечания:

1 Несмотря на то что, по различным оценкам, в той или иной степени считают себя верующими до 50-70% россиян, следует обратить особое внимание «на такое явление, неизменно фиксируемое опросами, когда число респондентов, заявляющих о своей конфессиональной принадлежности (например, 60,5% в 2000 г.; 57,8% в 2001 г.), оказывается существенно больше верующих в Бога (43,4% в 2000 г.; 37,5% в 2001 г.). Очевидно, что нередко религиозная самоидентификация осуществляется не столько по принадлежности к той или иной религии, а на основе соотнесения себя с определенной культурой, национальными особенностями, в значительной мере сформировавшимися под воздействием данной религии» (Мчедлов М. Об особенностях мировоззрения верующих в постсоветской России: Некоторые результаты социологического мониторинга // Религия и право. 2002, №1. С. 16).

2 Хорошо известно, что позитивная наука отвергает личные свидетельства в качестве объективного доказательства тогда, когда какая-либо проблема выходит за ее границы. Во всех иных случаях мы наблюдаем обратное. Так, в юридических науках широко используется термин «свидетель», обозначающий «любое лицо, которому могут быть известны обстоятельства, подлежащие установлению (доказыванию) по гражданскому или уголовному делу». При этом оговаривается, что «не могут допрашиваться в качестве свидетеля: представители по гражданскому делу или защитники по уголовному делу — об обстоятельствах, которые стали им известны в связи с выполнением обязанности представителя или защитника; лица, которые в силу своих физических или психических недостатков не способны правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания. Священнослужитель не может быть привлечен к ответственности за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, которые стали известны ему из исповеди. При осуществлении налогового контроля не могут быть допрошены в качестве свидетеля также лица, которые получили информацию, необходимую для проведения налогового контроля, в связи с исполнением ими своих профессиональных обязанностей, и подобные сведения относятся к профессиональной тайне этих лиц (например, адвокат, аудитор)» (Юридическая энциклопедия. М., 2001. С. 774). Вполне справедливо возникает вопрос: если юриспруденция использует свидетельские показания для установления объективной истины, то почему данный метод не может использоваться в других случаях? Например, после посадок НЛО на землю остаются вещественные доказательства, понятие о которых мы также находим в юриспруденции (см. там же. c. 122). Если прибавить сюда личные свидетельства очевидцев, которых часто бывает несколько, то чем тогда такие факты отличаются от юридической теории и практики? Принципиально — ничем!

3 Шалин В.В. Толерантность. Ростов-на-Дону, 2000. С. 226.

4 Лешкевич Т.Г. Неопределенность в мире и мир неопределенности. Ростов-на-Дону, 1994. С. 216.

5 См.: Библер В.С. Целостная концепция школы диалога культур. Теоретические основы программы // Психологическая наука и образование. 1996, №4.

6 Ситарам К., Когделл Р. Основы межкультурной коммуникации // Человек. 1992, №5. С. 106.

7 Леонтьева В. Гуманистические перспективы образования // Высшее образование в России. 1999, №4. С. 37-38.

8 Гуревич П.С. Мистика как культурная традиция // Общественные науки и современность. 1994, №5. С. 143.

9 В противном случае мы сталкиваемся с проблемой легитимации: «Легитимация — процедура общественного признания какого-либо действия, действующего лица, события или факта; в политике — ее признания, объяснения и оправдания», которая призвана обеспечить «повиновение, согласие, политическое участие без принуждения, а если оно не достигается, — оправдание такого принуждения, использование силы и всех других средств, которыми располагает власть» (Политология. Энциклопедический словарь. М., 1993. С. 151-152). Дело в том, что всегда найдется хотя бы один человек, который воспротивится провозглашению той или иной религии в качестве государственной или обязательной. И что делать? Принуждать его к этому? Но это уже будет противоречить учению Иисуса Христа.

10 «Светским государством считается такое, в котором религия, ее каноны и догматы, а также религиозные объединения, действующие в нем, не оказывают никакого влияния на государственное устройство, на деятельность государственных органов и их должностных лиц, на систему государственного образования и другие сферы деятельности государства. Светский характер государства обеспечивается, как правило, отделением церкви (религиозных объединений) от государства и светским характером государственного образования (отделением школы от церкви)» (Конституция Российской Федерации: Вопросы и ответы. М., 1994. С. 16-17).

11 Юрченко В. Станет ли Православие государственной религией? // Московские новости. 2002, 9-15 апреля.

12 Никандров Н.Д. Духовность и религия в светском образовании // Сборник докладов VI Международных Рождественских чтений. М., 1998. С. 39.

13 Колодин А. Поиск взаимных компромиссов // Высшее образование в России. 2000, №2. С. 66-74.

14 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Политические исследования. 1994, №1. С. 33.

15 Колодин А. Поиск взаимных компромиссов // Высшее образование в России. 2000, №2. С. 74.

16 Августин А. Об учителе, XI / Творения. СПб.-Киев, 1998. Т. 1. С. 304-305.

17 «Те моменты, которых касаются как философ, так и верующий, — писал Фома Аквинский, — трактуются на основании разных принципов. Философ аргументирует, исходя из собственных причин вещей, верующий же — исходя из первой причины; скажем, потому, что это совершается во славу Бога, или потому, что божественное могущество бесконечно... В учении философии, которая берет творения сами по себе и от них переходит к познанию Бога, первым будет рассмотрение творений, а последним — Бога. Но в доктрине веры, которая рассматривает творение только в их отношении к Богу, первым будет рассмотрение Бога, а затем — творений. И этот путь более совершенный, потому что более сходен с познанием Бога, Который, познавая Самого Себя, знает непосредственно другие вещи» (Фома Аквинский. Сумма против язычников. II, 4 / Онтология и теория познания (фрагменты сочинений). М., 2001. С. 173).

17 Августин А. Об учителе, XIV / Творения. Т.1. С. 311.

18 Торчинов Е.А. Религии мира: Опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб., 2000. С. 280-281.

19 Там же. С. 148.

20 Соловьев В.С. Философские начала цельного знания / Сочинения. М., 1990. Т. 2. С. 149.

21 Августин А. О порядке, VIII—IX / Творения. Т. 1. С. 160-161.

22 Такое отношение российских ученых к религии было заложено еще в середине XVIII в., точнее, во времена основания Московского университета. Как известно, в Московском университете, в отличие от многих европейских университетов, с самого начала не было теологического факультета. Нет его и сегодня. Российское же общество в большинстве своем отвернулось от религии в начале ХХ в. Отвергнув религию и церковь, оно отказалось затем от царя Николая II, от государства и т.д. Чем в итоге все закончилось, мы теперь знаем; зная же, мы должны действовать, чтобы не допустить в будущем ничего подобного.

0 коментарів

Ваше имя: *
Ваш e-mail: *

Подписаться на комментарии