Заметки Антигероя

К предыдущей главе: Киевляне (часть 2-я)

Дима Вишнеградский был высок, округл и лощен. Холеная розовая проплешина с курчавым начесом, блудливо-наглые глазенки и патологическая похотливость. Определенному типу женщин он казался магнатом, боссом или, как минимум, райкомовским инструктором.

На первое свидание (оно, как правило, оказывалось последним) с помпой подкатывал на арендованной за трояк черной «Волге» и министерским тоном приказывал шоферу быть завтра ровно в девять!

– Слушаюсь Дмитрий Наумович! – гаркал, хихикающий в душе, оплаченный водила и укатывал «грачевать» дальше.

Такая вальяжность предусматривала, как минимум, ресторанное начало. Скуповатый Вишнеградский предпочитал вечерний киносеанс с ватрушкой в буфете. Когда же «пропетлять» за рубль не получалось, он, вместо аперитива, читал даме лекцию о вреде вечернего переедания и заказывал на весь вечер стограммовый графинчик недорогого коньяку с блюдечком нарезанного лимона. За столиком он немедленно принимал неузнаваемое, пресекающее любые приветствия, выражение на своей лощеной физиономии. Объект вожделения при этом тоскливо провожала взглядом проплывающие мимо подносы с рыбными ассорти и дымящимися бризолями.

Когда-то Вишнеградский был женат и, пыжась, расписывал на каждом углу достоинства спутницы жизни. Перед свадьбой, на семейной двухсторонней сходке, обсуждали банкетный бюджет, набрасывали брачный контракт, делили вершки и корешки.

– Наша Сонечка, это клад, медовый цимес это же Суламифь из Соломоновых виноградников…
– И где вы видите Суламифь? Мой мальчик чистое золото, а они хотят получать гелд! Как вам это нравиться?

В общем Диму бракосочетали и все бы ничего, но однажды новый приятель, выглядевший вполне респектабельно (с другими Вишнеградский не знался), рассказал о некой бескорыстной мастерице оральных изысков, постоянно готовой к бою. Загоревшийся Вишнеградский настоял на немедленном визите, сбегал за шампанским и поймал «тачку».

Смутные подозрения закрались на подъезде и как сказал поэт: «Предчувствие его не обмануло». Обладательницей выдающихся способностей оказалась собственная жена. Он разрыдался как школьник, у которого ган-старшекласник отнял рогатку и помчался зализывать раны к маме, монументальной Розе Францевне.

– Я таки знала, что это никейва выкинет фюнштюк!

В утешение Диме осталось приданое. Ложки, плошки, поварешки и парочка массивных серебряных семисвечников.

А теперь раскрою тайну. Основным занятием вальяжного Вишнеградского была торговля карликовыми пудельками и рыбками на городском птичьем рынке. Там, в демократической кацавейке на ватине, он изображал ученого кинолога и ихтиолога, оказавшегося здесь случайно и заламывал тройную цену за отбраковку в собачьем выводке.

– Меня не проведешь, я всегда вижу доброго человека. Разве дело в деньгах, главное щенку очутиться в хороших руках…



Среди киевских любителей живности еще можно было встретить ценителей породистой птицы. Хотя сохранившиеся голубятни в городе можно было пересчитать по пальцам, на «птичке» целый ряд предлагал «киевских светлых», «крюковских» и «турманов».

Это увлечение было отголоском голубиного бума, до и после военного периода и чтобы содержать стаю пернатых в условиях глобальной урбанизации, нужно было обладать истиной страстью, средствами и изворотливостью. Голубей покупали, меняли и воровали. В этой закрытой и непонятной для обывателя касте состояли и государственные мужи.

Один крупный горсоветовский чинуша, на служебном авто, по наводке, помчался в Днепропетровск за элитным поголовьем. На пару с шофером, глубокой ночью, взломали чужую голубятню, но местные птицелюбы, вооруженные обрезками труб, ждали в засаде. Фанат-номенклатурщик долго восстанавливался в больничке IV управления Минздрава, а верному шоферу перепала общая палата в отделе травматологии горбольницы.

К жившему на Березняках владельцу голубятни, известному жулику Маркелу, регулярно наведывался полковник из личной охраны первого человека республики, отвечавший перед «папой» за пополнение огромной голубятни, торчавшей архитектурным излишеством из-за трехметровой стены на Шелковичной.

У ежедневно тусовавшегося по центру Гриши всегда были припасены острое словцо и горсть пшена в кармане ультрамодных брючат. Любой породистый голубь, заблудившийся среди собратьев – простолюдинов, был обречен. Поимка происходила на взлете, виртуозно и молниеносно.

Так же не оставлялось шансов улизнуть, любой понравившейся девахе. Но это из другой оперы.

Бармен из «Охотника», Витя Чая жил на Крещатике и птицу уважал лишь, в приготовленном тещей, супчике. В тот день он выгружал из машины, прихваченных на ресторанной кухне, парочку живых фазанов. Возбудившийся Гриша, не торгуясь, откупил живность, предполагая присоединить красавцев к жившим на балконе, собственным голубям. Уже смирившийся с бульонной судьбой фазан-петух, при переходе в новые руки, мощно взыграл крыльями, взмыл и начал плавный полет по направлению к Бессарабскому рынку, цепляя павлиньим хвостом троллейбусные провода. Это было фантастическое зрелище. За беглецом гнались с причитаниями: гули, гули, но птица твердо выбрала свободу и скрылась за поворотом Бассейной. Из фазанихи, сочувствуя её вдовьей доле, приготовили «чахохбили», не пожалев положенного по рецептуре, стакана мадеры.

Соседом Григория, по дивному району Отрадный, был некий Дема, местная страшилка из тех, кого позднее назовут «отморозками». Однажды, он перехватил нашего орнитолога на лестничной площадке.

– Братан, тут ко мне жар-птица залетела, ты же спец, в натуре, пошли глянешь.

Как всегда, Дема был неотразим и экстравагантен. Черные, сатиновые трусы до колен, мощный торс, расписанный сценками «Витязя в тигровой шкуре», ворсистая кепка на бугристом черепе.

Его однокомнатная «хрущевка» была по-спартански стерильна. Лежак-топчан, табурет, застеленный газетами горбатый стол. Штанга на полу и раритетный патефон на тумбочке. В коридоре валялась норковая шуба и фирменный саквояж.

Жар-птицей оказалась привязанная к батарее тетка, с ощутимым перегаром и радужным «телевизором» под глазом. В ней Гриша с ужасом узнал не просто знакомую, но непосредственную начальницу - директора картины киностудии им. А. Довженко.

Мадам, отправляясь в командировку, попала в стандартную для творческой личности ситуацию. Сначала обязательный фуршет на работе, коньячные «прицепы» дорогой, аэропортный ресторан и в итоге, не допущенное на борт тело начало колобродить на окраине Борисполя, где было подхвачено приблатненным таксистом.

Деньги она успела «посеять» и разъярённый шофер, в отместку, завез невменяемую кинематографистку к своему корешу на отрезвление и перевоспитание.

– Не бойся сестра, свобода встретит радостно у входа, но сначала выжмешь штангу!

Дема скинул несколько «блинов» с грифа и продемонстрировал «рывок».

– Вот так, даю три подхода!

Несчастная, которая боялась огласки больше чем хозяина, безуспешно попыталась сдвинуть железо.

– Тогда танцуй!

Под пронзительный альт Робертино Лоретти, на столе началась пародия на канкан, при этом Дема вприсядку скакал вокруг. Тестирования она не прошла и вновь была пришвартована к батарее. Хозяин убыл по своим ганским делам и появился лишь через сутки.



Птица была отвязана и на полусогнутых, побрела на волю.

Невероятно, но через несколько дней, она стояла перед дверьми клетки, щебетала о чувствах и просилась назад. Неведомо, что стало причиной животной страсти. Может в обезвоженном мозгу реализовалась мечта о славянском варианте Маркиза де Сад или просто приглянулась могучая брутальность, кто знает?

Дитя малых отраднинских бульваров, Дема не желал быть в ответе за прирученную идиотку. Неделю он мирился с визитами, подслащенными, приносимыми в судочках, обедами из ресторана Дома Кино, но потом взвыл. Отделаться от нее удалось лишь уйдя на очередную отсидку.

Апрельским вечером им был взят на «гоп-стоп» студент тоголез. Мало того, что африканца ограбили и раздели, но еще загнали на тополь возле института гражданской авиации. Э, да на нем маечка неплохая осталась!

– Слезай назад братишка, там нет кокосов!

Обобранный, с генетическим проворством, взбирался все выше и выше и наконец завис на раскачивающейся верхушке. Дема, чемпион игры в «пекаря»12, палками и камнями выцеливал жертву, но сбить ее на землю не удалось.

– Что вы можете сказать по данному инциденту? – задал вопрос судебный заседатель.
– Моя ницего не знает, моя отдала все сама, осень, осень холесые лебята, – перепугано тараторил гражданин республики Того.

В итоге Дема был осужден за грабежи по другим, многочисленным эпизодам, но избежал обвинения в разжигании национальной розни.

Читать дальше: Киевляне (часть 4-я)

Примечания:

12. Дворовая разновидность «городков».