Заметки Антигероя

К предыдущей главе: 1992–1999, часть 2-я



авненько ты не катался на фуникулере. Раньше это удовольствие стоило целых две копейки. А сейчас… Впрочем чего жаться, за всплеск адреналина (вдруг гробанемся) можно выложить и больше.

Кабина постепенно набивается упревшими гостями столицы. После раскаленного Подола они надеются на прохладу Владимирской горки. Рывок, тронулись. Для тебя любой город владеющий «канаткой» просто не имеет право быть плохим, ну а киевский фуникулер вообще случай особый. Это транспортное средство прежде всего пуповина между днем настоящим и чем-то почти забытом, но притягательно-прекрасном, растворившемся в дымке десятилетий. Пятиминутный подъем становиться путешествием в машине времени.

Чертыхаешься на уходящие из-под ног алые стяги гамбургеровой, автоматически отмечаешь огрехи на рекламном баннере, закрывшего весь торец исторического наследия. Из двухметрового уха и соответственной ноздри, смакующего «Якобс», торчат не подчищенные в фотошопе пучки волос. Пикантно, но слюновыделения не вызывает. Ладно, времени мало, пора подключать воспоминания.

Пелена смога рассеивается и ты видишь труженик трамвайчик, карабкающийся в знойном мареве по подольскому спуску к завершению маршрута Пуща-Водица – пл. Ленинского комсомола (Европейская). Те же работяги, но речные, высаживают на месте швартовки нынешних вертепов-дебаркадеров, пляжников из получасового деснянского каботажа. Все чинно и благородно. Общее впечатление незыблемости и покоя не портят «гойдающаяся» парочка, подломленная перебором в буфете речвокзала и утюжащая на водной глади «фирму», припортовая фарца.

Звучит фантастично, но лет тридцать тому, на всю днепровскую набережную имелся один единственный кабак-кораблик, естественно именуемым в народе «поплавком». Однажды, плавучая «точка» общепита была подожжена перед очередной обэхээсной встряской, благополучно выгорела и набережная полностью очистилась для любителей цивилизованной рыбалки.

Подольский Бродвей – Сагайдачного, долгое время носил имя сталинского культуртрегера Жданова. Вон на том углу, с приятелем, пытался совершить противоправные действия, желая разжиться паундами у парочки пожилых бриттов. Те оказались сотрудниками английского посольства (что было в Москве) и предупредили об опасности, указав на плетущийся за ними таксомотор набитый физиями определенного толка.

– Sorry, Got save the Qween, by! Валим!

Ретироваться не удалось. Вывалившиеся из машины топтуны пытались демонстрировать начальные навыки боевого самбо, но пока пыхтели с приятелем, к слову мастеру по борьбе вольного стиля, к нам пришла подмога в виде дюжих продавцов мясного отдела из магазина напротив, вооруженных окровавленными топорами. Сильное зрелище! Хваленая комитетская выдержка дала сбой, чекисты сплюнули и поспешили догонять скрывшийся за углом объект наружки.

Фуникулерный рывок прерывает сладостную ностальгию. Приехали, Владимирская горка. На выходе сразу спотыкаешься на выбоине человеческой алчности – раскрошившейся плитке новоделе. Э, а где же дорога из желтого кирпича? Где былое покрытие с истинными знаками качества – клеймом заводчика и двуглавым орлом? Неужели мало сракопадных выемок на обновленном Крещатике?

Сколько же поколений так и не сумело стесать подошвами место прогулок киевских Элли с Тотошками, с достоинством державшихся пенсионеров, нянек с детьми и парочек нанизанных на стрелы амура?

Среди последних особо трогательно смотрелись ловеласы предместий, для которых высшим показателем джентльменства считалась, перекинутся через плечо сумочка дамы сердца. Та, как правило, жеманно вставляла угреватую ноздрю в преподнесенную гвоздку или вгрызалось в эскимо без ГМО и пальмовой экзотики.

Было ясно, ухажеру доступ к чрезмерно одаренному тазобедренными, телу ограничен (вынь-ка руку из туды, ось поженымось, тоди) и что романтизм Владимирской горки оставлял ему последнюю надежду раздвинуть неподатливую плоть.

Подобному сердцееду, облаченному в белый!!! костюм – тройку с черной лакированной косметичкой на плече, ты некогда, с разгона, въехал в зад, осваивая подростковый велосипед «Орленок».

– Ой дядя, извините!

Пока пропахавший на пузе несколько метров (желтый кирпич устоял) восстанавливал сбитую тараном «дыхалку» и оценивал нанесенный урон изгвазданной «парадке», ты усиленно крутил педали, виляя колесом «восьмеркой».



Для вступающих в половую жизнь окружной молодежи имелся свой тотем, фетиш, называйте как хотите. Это старое грушевое дерево с эргономичным стволовым упором на нижней террасе Владимирской, почти под рельсами фуникулера. Считалось, что под его кроной любая девичья целомудренность обязана развеяться подобно дымку от выкуренной под стакан «Таврического» портвейна сигаретки «Космос» [51].

Прелюдия обычно происходила в нижней смотровой беседке или на садовой скамейке, несмотря на чугунную тяжесть, затащенную подальше в кусты и пугающе зависшей над кручей. Но это если повезет найти свободную. Ты тоже, пару-тройку раз, проверял свойства чудо-дерева. Все происходило гладко, хотя были подозрения что и в другом месте получилось бы не хуже.

Напротив выхода из фуникулера располагалась малая архитектурная форма, окруженная высокими столиками. Наслаждаться перепаренной жилистой говядиной на циклопической зубочистке под «кубанским» соусом и расслабляющими конечности, но укрепляющими дух напитками, полагалось стоя. Многочисленные посетители не привередничали и в этом положении успешно доходили до необходимой кондиции.

Украшением ландшафта место не назовешь, но по крайней мере экология особо не нарушалась и отсутствовал эффект горящих торфяников от десятков мангалов в современных парковых зонах. Прощайте беззаботные вечера на Владимирской, Good buy yellow break road, пора возвращаться к драйву сегодняшнему, черт бы его побрал!

Не знаю, какие ощущения вызывает у киевлян архитектура нынешнего МИДа. Лично ты, минуя мрачную колоннаду обкома компартии (другой не было, и быть не могло), всегда чувствовал себя неуютно и старался не смотреть в ту сторону. Все районные комитеты догматиков марксизма-ленинизма выстраивались храмами этой вурдалачной идеологии, ну а серая глыба обкома согласно задумке коммунистического дизайна совмещала жуткий микс величия Римской империи, незыблемости священного понятия ПАРТИЯ и обязывала морально расплющить всех ничтоже сумнящихся в единственно верном УЧЕНИИ. Сменив символику социализма «на незалежну» барельефную геральдику, абрис здания гнетет и сегодня…

Михайловская площадь, несмотря на солнцепек, оживлена. На твой взгляд восстановленный собор напоминает киношный пряничный китч на мотивы древнерусского зодчества. Тем не менее, успешно и конвеерно венчает желающих модно бракосочетаться, о чем свидетельствует количество лимузинных кортежей на площади. Держишься «на фарт» за купюру и вспоминаешь те немногие свадьбы на которых пришлось побывать. Тебе всегда был чужд сей вид праздника со сценарным заумным началом и, как правило, маразматичной концовкой.

Большинство былых свадеб проходило по идиотическому официозному маршруту… Храм Гименея – совдеповский ЗАГС с распорядительницей, взирающей на молодых с приветливостью каменной скифской бабы, монументальное позирование под гранитным «всегда живым», скорбное выражение в объектив нанятого фотохудожника у Вечного огня, хлопанье «шампусика» у бронзовой ладьи на набережной и наконец, долгожданный (для гостей) застольный марафон с обязательными рыготиной и мордобоем.

Чем шире и помпезнее происходил обряд (все не хуже чем у людей), тем слабее оказывались узы. Родители, подсчитывая расходы, кряхтели, но такова была житейская закономерность. Насколько венчание, изменило положение вещей, не знаешь. Хотя по совести, тебе это фиолетово, а претендовать на роль моралиста будет ханжеством.

В данный момент больше занимает скульптурная группа на площади. Оставившая спорную память княгиня Ольга в компании безупречных исторических личностей. Восторга эта композиция не вызывает и вспоминается где-то прочитанное о дореволюционной судьбе шедевра Каварелидзе. Тогда на площади выставили только макет памятника, деньги на который планировали собрать по подписке у горожан, но киевляне категорически отвергли проект.

В девяностые годы никого не опрашивали и неорганично втиснули Ольгу в излом Михайловской площади, присовокупив к десяткам других детищ непонятного для нищающей страны ваятельного бума. Хотя почему непонятного. Все тарифные сетки на так называемые произведения искусства давно упразднены, что облегчает схемы финансовых прокруток и неконтролируемый спуск бюджетной кровушки.

Читать дальше: 2007, часть 2-я

Примечания:

51. Обольщение идет лучше под дорогую табачную марку. 70 копеек!