Международное христианско-демократическое движение. Теория и практика

К предыдущей главе: «Кто мы?» (часть 6)

Вне всякого сомнения, русский народ — это в высшей степени поляризованный народ, в нем совмещаются противоположности — природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие. «По поляризованности и противоречивости русский народ можно сравнить лишь с народом еврейским. И не случайно именно у этих народов сильно мессианское сознание... Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности» [1]: в бунтарство, безмолвие или всенародное одобрение, доходя каждый раз, как правило, до предела. Вследствие этого в нашей истории через определенные промежутки времени происходит разрыв противоположных частей, что приводит в лучшем случае к расколу нации, церкви, государства, а в худшем — к братоубийству.

«Золотой середины» почти вовсе нет. Противоречивость, неуравновешенность, раскольничество «русского характера» бросает российскую нацию, государство на все новые и новые подводные и надводные рифы. Православие никак не может ни спасти, ни предохранить их от крайностей, даже наоборот, цементирует их противоречивое состояние, ибо признает возможным лишь «подвиг личного совершенствования».

«Нет только общественного идеала, нет особых, совершенных, запечатленных абсолютностью форм бытового уклада и организации, — писал Флоровский. — Абсолютное лишь раскрывается в личности: есть образ Божий в человеке, но нет его в государстве, обществе или ином каком коллективе. Евангелие не может быть развернуто в кодекс легальных предписаний, в конституцию идеального, нормального, “праведного общества”; из религиозного опыта нельзя вывести свода законов. Общественное строительство есть дело мирское и освящается оно тем, что творят его верующие в духе жертвенной любви и милосердия. Это и есть единственно возможная “религиозная общественность”, единственно возможная “теократия”» [2]. Кроме того, «православие оказалось русской верой. В духовных стихах Русь — вселенная, русский царь — царь над царями, Иерусалим та же Русь, Русь там, где истина веры. Русское религиозное призвание, призвание исключительное, связывается с силой и величием русского государства, с исключительным значением русского царя» [3] (и, добавим, генерального секретаря или президента). Именно из отрицательных черт «русского характера», в определенной степени извративших христианство [4], проистекали и проистекают многие беды народа и государства российского. При этом «отрицательные свойства русского народа представляют собою не первичную, основную природу его: они возникают как оборотная сторона положительных качеств или, даже, как извращение их» [5]. Но самое печальное состоит в том, что иногда противоположные черты, добрые и дурные, совмещаются в одном и том же человеке.

Борьба этих начал проходит красной нитью через всю историю России и непосредственно отражается на «русском характере» следующим образом: заторможенность, неадекватное обстоятельствам места и времени принятие решений, преждевременная поспешность в обычной, неэкстремальной обстановке и абсолютно иное реагирование, порой блестящий выход из тупиковых ситуаций в экстремальных условиях. Так, например, наступление немецких войск в 1918 г. на Советскую Россию дало, по словам Ленина, горькую, мучительную, но серьезную науку русскому народу — организовываться, дисциплинироваться, подчиняться, создавать такую дисциплину, чтобы она была образцом. Не истинно ли говорится: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» или: «Русские долго запрягают, да быстро ездят»? Но, увы, это бывает не часто, а лишь тогда, когда, как говорится, «поставят к стенке» [6]. Синкретизм византийского православия и «русской почвы» дал вместе с тем ряд положительных результатов. Нельзя отрицать, что православие, несмотря на господство безбожия в советский период, оставило глубокий след в самосознании нашего народа. С полной уверенностью можем также утверждать, что большая часть тысячелетней истории России — это летопись великих свершений русского народа и что православие досоветского периода теснейшими узами было связано с русской нацией.

Что касается «портрета» русских по их собственным самооценкам, то он описан в книге «Россия на рубеже веков» следующим образом: «Русские — это душевные и приветливые, щедрые, доверчивые и смелые люди. Для них характерны жизнерадостность и скромность, честность и религиозность. Они почти в равной степени активны и инертны, ленивы и трудолюбивы, преклоняются перед авторитетом и уверены в себе, вспыльчивы и уравновешены. Вместе с тем, им присущи недисциплинированность, непунктуальность и неаккуратность» [7]. Исходя из этого самооценочного образа, вполне можно утверждать, что подчеркивание положительных качеств в «русском характере» носит явно некритичный характер. Неубедительной выглядит и ссылка на то, что такой же образ закрепился в представлениях о русских у других народов, ибо в итогах исследования «Германия и немцы глазами россиян», приведенного в той же книге, говорится, что россияне оценивают немцев выше, чем немцы россиян. Другими словами, немцы относятся к нам критичнее, чем мы к себе.

Таким образом, при анализе «русского характера», мы, с одной стороны, имеем дело со славянофильской позицией, а с другой - с западнической и, в предельном случае, русофобской. Ответ же на вопрос: «Кто мы?» лежит в поле напряженности между этими полюсами: «Теперь, когда столько воды утекло, мы не можем, не причиняя своему историческому пониманию насилия, не видеть, что «правы», ненаучно выражаясь, были и те и другие, и что русская культура реально существует в противоречивом единстве обоих полюсов, обоих противоречий, которые друг друга предполагали, друг друга подталкивали» [8]. Именно это определило две основные болезни нашего народа — неутоленную жажду правды и социальную безнравственность. Болен «русский характер», повидимому, давно, и болезнь эта к настоящему времени глубоко поразила русское национальное самосознание. Воистину сказано Н.А. Некрасовым: «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка-Русь». Поэтому у нас и происходит все по следующим правилам: «хотели как лучше, а получилось — как всегда», «хотим в рай, да грехи не пускают».

У нас, как и у всякого народа, есть свои достоинства и свои недостатки. Но на свои надо обращать внимания больше, чем на чужие. Нельзя также предлагать людям «урезанный, сокращенный образ культуры, культуру с купюрами и без проблем. Это не просто бесполезно — это вредно, очень вредно» [9]. Это самая простая истина. И наш народ совершенно правильно поступает, когда «с беспощадной силой выставляет на вид свои недостатки и пред целым светом готов толковать о своих язвах, беспощадно бичевать самого себя; иногда даже он несправедлив к самому себе, — во имя негодующей любви к правде, истине… С какой, например, силой эта способность осуждения, самобичевания проявилась в Гоголе, Щедрине и всей этой отрицательной литературе, которая гораздо живучее, жизненней, чем положительная литература времен очаковских и покоренья Крыма. И неужели это сознание человеком болезни не есть уже залог его выздоровления, его способности оправиться от болезни… Не та болезнь опасна, которая на виду у всех, причины которой все знают, а та, которая кроется глубоко внутри, которая еще не вышла наружу и которая тем сильней портит организм, чем, по неведению, долее она остается непримеченною. Так и в обществе… Сила самосуждения прежде всего — сила (христианская. — М.С.): она указывает на то, что в обществе есть еще силы. В осуждении зла непременно кроется любовь к добру, негодование на общественные язвы, болезни — предполагает страстную тоску о здоровье» [10].

Увы, мы, русские, имеем лишь образ Божий, и потому наша главная задача — стать подобными Ему, быть личностями, «симфоническими личностями». А для этого мы должны вскрыть все свои национальные язвы, начиная с глубокой древности и заканчивая днями сегодняшними, и затем решительно избавиться от них.

К следующей главе: Русское самосознание и международное христианско-демократическое движение: история проблемы

Примечания:

1. Бердяев Н.А. Русская идея. С. 8.
2. Флоровский Г.В. Два завета // Россия и латинство. С. 171.
3. Бердяев Н.А. Русская идея. С. 13—14.
4. См., например, «Домострой», который, в частности, в духе иосифлянства до мельчайших подробностей регламентирует вопросы внешнего поведения людей, что больше соответствует Ветхому, а не Новому Завету, и первичным объявляет земного царя: «Если земному царю с правдою служишь и боишься его, и станешь страшиться царя небесного».
5. Лосский Н.О. Характер русского народа. Кн. 2. С. 80.
6. В этом смысле у нас есть определенное сходство с немцами, исторический трагизм которых «всегда заключался в том, что они демонстрировали свои лучшие достоинства в беде и оказывались не на высоте в счастливые часы» (Эрхард Л. Рассудительность и ответственность в экономике / Полвека размышлений. Речи и статьи. С. 344).
7. Россия на рубеже веков. М., 2000. С. 221—222.
8. Аверинцев С.С. Попытки объясниться. М., 1988. С. 23.
9. Там же. С. 40.
10. Достоевский Ф.М. Два лагеря теоретиков (по поводу «Дня» и кой-чего другого) / Полное собрание сочинений. Л., 1980. Т. 20. С. 22.